Утешение ныне живущим от Бориса Зайцева. Очерки и воспоминания о писателях читать ~3 мин.

МОСКВА. Издательство «Бослен» выпустило сборник очерков и эссе одного из ярких представителей Серебряного века Бориса Зайцева.

Правила выживания небольшого издательства в условиях кризисного рынка — хорошая интуиция, качество полиграфии, безупречность оформления, тщательный подбор произведений. Следуя этим нехитрым канонам, «Бослен» остаётся на плаву с 2002 года. В списке авторов мирно соседствуют Гоголь и Грасс, Рост и Юзефовская, Ямбург и Гладилин. Обширен и жанровый диапазон: произведения современных поэтов и прозаиков, научно-популярная литература, мемуаристика.

Одно из заслуживающих безусловного внимания читателей новых изданий — сборник «Утешение книг. Вновь о писателях». Он составлен из очерков, эссе и воспоминаний писателя и переводчика Бориса Зайцева, посвящённых коллегам по писательскому цеху. Тем, кого он знал лично, с кем связывала тесная дружба, о ком болела его душа, и тем, кто являлся для него нравственным ориентиром: Пастернак, Цветаева, Ахматова, Бенуа, Мережковский, Бунин, Достоевский, Гоголь, Чехов.

Зайцев был активным участником литературной жизни дореволюционной Москвы, основателем журнала «Зори», членом нескольких литературных кружков. Завсегдатаями собраний московского объединения «Среда», проходивших на квартире поэта и мецената Николая Телешова, были также Бунин, Куприн, Горький, Шаляпин, Вересаев, Андреев. В Петербурге он был частым гостем «Башни» Вячеслава Иванова, свидетелем театральных экспериментов Мейерхольда, рождения частной художественной «Школы Бакста и Добужинского», одним из первых слушателей новых произведений Велимира Хлебникова, Фёдора Сологуба, Анны Ахматовой, Николая Гумилёва, Александра Блока.

Его романы, повести, путевые очерки, рассказы, романизированные биографии великих писателей находят душевный отклик у читателей. Не только благодаря своим литературным достоинствам, благодаря которым писатель был номинирован в 1962 году на Нобелевскую премию, но и удивительной гармонии, позитивному настрою, принятию жизни даже в самые сложные её периоды, духовности.

Как и многие талантливые писатели, художники, музыканты, Зайцев не принял перемен, произошедших в России в октябре 1917 года. Единственным выходом оставалась эмиграция. Визу для выезда за границу в 1922 выхлопотал для писателя нарком просвещения Анатолий Луначарский. Полиглот, разносторонне эрудированный человек, получивший образование в Цюрихском университете оказался для новой власти бесценным пиар-менеджером, формировавшим её благопристойный имидж. Интересное совпадение: улица в Калуге, на которой Зайцев жил у своего дяди-врача в период обучения в Николаевской классической гимназии и реальном училище, носит теперь имя Луначарского.

Эмиграция помогла избежать репрессий, физического уничтожения или вынужденного сотрудничества с новой властью. Расплатой стало замалчивание его имени, отсутствие его книг в библиотеках. Их возвращение оказалось возможным лишь после перестройки. Люди, знавшие Зайцева, говорили о нём, как о человеке удивительной искренности, чистоты и душевности. Борис Пастернак говорил о необыкновенной сердечности и воодушевляющей силе писем старшего коллеги. Писатель и искусствовед Павел Муратов, герой одного из очерков, посвятил ему трёхтомник «Образы Италии» — блестяще написанные и многократно переизданные путевые заметки.

Елена Танакова © Gallerix.ru