Ольга Яковлева:
«Я работаю вопреки обстоятельствам, и это стимулирует» читать ~7 мин.

Венеры в кафе – достаточно безрукие, чтобы казаться богинями, и вполне земные, чтобы потягивать вино. Задумавшаяся домохозяйка – за столом, но в то же время где-то между знаком бесконечности и приоткрытой в «сейчас» дверью. Опоры ЛЭП – восхитительный рукотворный орнамент в бескрайнем пространстве неба… В Alpert Gallery продолжается выставка художника Ольги Яковлевой «Между мольбертом и плитой». Арт-директор галереи Оксана Царевская узнала у художника о формуле вдохновения, о счастливых случаях и тревожном символизме.

«Когда бы вы знали, из какого сора растут стихи…» Эта формула вдохновения подходит для многих творческих людей. Как это происходит у художников?

Вдохновение в красоте, а красота, действительно, везде. Она в солнечных бликах на банке с окурками на лестничной клетке, в листве под ногами, во взгляде продавщицы «Пятерочки», в случайном кадре какого-нибудь фильма… Она была даже в лихорадочном румянце на щеках моего младшего сына, когда он болел.

А в работах других художников?

Конечно. Я люблю очень разных авторов, но не целиком, а какие-то отдельные работы. Меня вдохновляет и итальянское Возрождение, и искусство 20 века: работы Анри Матисса, Кузьмы Петрова-Водкина, Андре Дерена, Жоржа Брака, Жожа Сёра, Казимира Малевича, Дэвида Хокни… Как женщина восхищаюсь Натальей Гончаровой – многогранной, талантливой и очень мощной.

Орест Кипренский считал, что при виде творений гениев рождается смелость, которая может заменить несколько лет опытности. Согласна?

Безусловно, копирование – лучший учитель, так что на определённом этапе без него не обойтись. Собственно говоря, в академии мы этим и занимались – копировали великих итальянцев. Сильное влияние на меня оказали, конечно, педагоги Строгановки и даже сокурсники: Сергей Лазаревич Залысин, Иван Лубенников, Никита Медведев, Юра Мелексетян, Ирина Герасимова, Максим Лытов.

Ты поступила в Нижегородское художественное училище, уже имея медицинскую специальность. Что тогда случилось?

Рисовала я с детства. Правда, не любила краски, моим инструментом была обычная шариковая ручка. Залистывала до дыр художественные альбомы, которые попадали ко мне по случаю. Но стать художником?! Мне это и в голову никогда не приходило. Как обычно бывает, все решил случай. У моей старшей коллеги, которой я показала свои тетради с рисунками, оказались связи в художественном училище. В лице знакомой натурщицы. В общем, таким длинным путем я попала на подготовительные курсы и в итоге поступила в училище.

А в Строгановке у кого-то тоже была знакомая натурщица?

В академию я приехала поступать, уже точно понимая, что хочу быть только художником. К тому же мне сопутствовала удача. В Москве я без подготовки и с первого раза прошла на монументальное отделение, и даже оказалась первым номером по баллам. Сразу встретила своего будущего мужа – он тоже из Нижнего, учился на дизайне на два курса старше. Его квартира была своеобразным центром нашего землячества, он встречал всех, опекал, показывал город, институт… В общем, действительно, мне очень везло.

Твой мир сейчас – это семья, дом, кухня… Не тесно?

Да, тесно… Но у каждого человека в жизни свой долг, крест, который он должен пронести. Долг женщины – дом. А живопись – это удовольствие. И даже роскошь. Но нельзя же получать одни только сладости. Есть обязанности. Для меня дом и кухня – это работа, которую я должна выполнять.

Путешествия, пленэры, выставки, музеи, новые встречи… Как правило, для художника это обычный ряд жизненных событий. И все ради одного – нового опыта, новых образов и впечатлений. Тебе не хватает этого?

По складу характера я скорее одиночка. Встречи – это вообще самое последнее, что мне нужно. Выставки посещаю только самые для меня интересные. Если случаются путешествия – это хорошо, но специально их искать я не буду. Я даже приключенческих фильмов не люблю, где все время меняется место действия – мне в них неуютно. Мне лично как художнику не хватает покоя и тишины.

Картину «Монолог», я знаю, ты писала про себя. На ней ты между знаком бесконечности и раскрытой дверью, за столом, на котором бокал с остатками пива. Тревожный символизм, не находишь?

Мне тогда было очень одиноко и грустно. Женщинам это будет понятно – послеродовая депрессия называется. Но это было давно…

Ты член Московского союза художников, монументалист. У тебя нет мастерской, зато семья, в которой двое маленьких детей. Триптих на коробке из-под пиццы, рисунки на гофрокартоне, небольшие вышивки – удивительные, очень трогательные… Можешь признать, что семейные обстоятельства и жилищные условия определяют масштаб творений художника?

Ох, ну конечно же! В мастерской я бы что-нибудь трех- или четырёхметровое забахала бы! Но пока приходится себя сдерживать.

А материал, на котором я рисую, определяется его наличием. Бывает, что идея возникла, и меня прямо-таки распирает от нее. И тогда уже хватаешь все, что под руку попадет.

Дети подрастут, времени будут требовать меньше. А вдруг появятся какие-то новые бытовые обязанности? Не боишься, что живопись так и остается редким удовольствием?

Наоборот, я боюсь, что когда будет много свободного времени, пропадет желание рисовать. Я не из тех, кто с карандашом не расстается. И бывают периоды, когда приходится себя заставлять. Сейчас я работаю вопреки обстоятельствам, и именно это меня очень стимулирует. Как бы назло всему: домашней рутине, быту, отсутствию времени и пространства… Так что, может быть, хорошо, что есть какие-то препятствия.

Бернард Шоу считал, что картину, которую хвалят больше, чем десять процентов публики, подлежит сожжению. Насколько важно, чтобы твоя работа нравилась?

Приятно, когда работа находит отклик в душах людей. Но мне важнее мнение нескольких коллег по цеху. И ещё моего супруга, который редко доволен моими работами. Но это как раз стимулирует меня к поискам. И, кстати, нередко он даёт мне очень ценные советы в работе.

История живописи знает женские имена, но, к сожалению, вряд ли кто вспомнит какую-нибудь «великую итальянку» или хотя бы «малую голландку». XX век расширил границы женских свобод, но в современном искусстве все так же доминируют мужчины. Почему, как думаешь?

Потому что мир управляется мужчинами. И у мужчин больше возможностей для самореализации. Как ни крути, на женщине держится всё – семья, дом, дети. Мужчины свободны в этом плане. Но ещё, мне кажется, в искусстве помимо художественного восприятия требуется аналитический склад ума, именно мужской. По крайней мере, для того, чтобы сказать что-то новое.

Религиозная тематика традиционно сосредоточивается в церковном искусстве – икона, фреска, мозаика. Это своего рода охранная территория, где незыблемы каноны, где невозможны вольные авторские интерпретации. Ты человек верующий. Твои пересказы евангельских сюжетов, тем не менее, кажутся смелыми и даже новаторскими, будь то Богородица-млекопитательница или сюжет Тайной вечери. Почему для тебя важно высказаться на эту тему?

Это все же светская живопись. Здесь можно и немножко пофантазировать. Евангельские сюжеты непреходящи и актуальны во все времена. Это неисчерпаемый источник вдохновения, и поэтому многие художники поднимают эту тему в своем творчестве. Я не исключение. Хотя, мне кажется, ничего новаторского у меня нет. Я была бы рада, если бы мне, действительно, удалось сделать что-то новое.

Оксана Царевская