Орест Адамович Кипренский Kiprensky, Orest Adamovich  (1782-1836)

Орест Кипренский — художник бурного и героического времени, которое началось наполеоновскими войнами и закончилось восстанием на Сенатской площади. Он воспел героев 1812 года и оставил портреты будущих декабристов. Лучшие русские поэты и писатели стремились быть изображёнными знаменитым Кипренским, среди них — И. А. Крылов, В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский. Художник создал портрет А. С. Пушкина и уже за одно это заслужил благодарность потомков.

Кипренский, как никто другой, возвышенно и правдиво представил «героев своего времени». Его женские портреты воплощают лучшие качества русской женщины, и недаром при взгляде на них вспоминаются то жёны декабристов, то образы Татьяны Лариной или Наташи Ростовой.

Он был необыкновенно чутким художником. «Отражение эпохи видно в каждом мазке его кисти... Каждое новое впечатление перевоплощает его душу», – писал историк искусства Н. Н. Врангель.

И, наконец, Кипренский был превосходным живописцем и непревзойдённым рисовальщиком, большинство его произведений бесспорно являются эталонными шедеврами мастерства.

Его творчество охватило несколько десятков лет, он познал как улыбчивую славу, так и мрак забвения. Человек сформировавшийся в условиях новой, романтизированной эпохи, Кипренский был безнадёжным романтиком не только в изобразительном искусстве, но и в жизненном быту.

Восемнадцатый век был веком сословности. Каждый человек не только одевался «по чиностоянию своему», но так же ощущал себя в обществе. Художник в сословной иерархии стоял невысоко. Дворяне презирали людей ручного труда, и живописец, даже очень даровитый, по традиции считался ремесленником. Правда, он мог занимать посты в Академии художеств, и это ставило его в ранг чиновничества, мог даже стать придворным, но такого положения удостаивались в восемнадцатом веке немногие. Художника как свободного творца общество восемнадцатого века не знало.

Девятнадцатое столетие принесло новые идеи. В литературу и искусство приходят новые, романтические герои — люди сильных и безудержных страстей, внезапных и непредсказуемых душевных порывов, стремящиеся к свободе, терзаемые внутренним разладом, нередко гонимые. Такой «исключительной личностью» в романтической литературе часто становится поэт, музыкант, художник — человек, одарённый талантом, и в силу этого живущий по особым законам, противостоящий миру обыденности и находящийся в разладе с ним. Считается, что художник живёт искусством и для искусства, его чувства кипят, и душа не знает покоя, ему ведомы радости и страдания, недоступные обычным людям, и его нельзя судить обычными мерками.

Литературные идеалы и отражают жизнь, и сами воплощаются в ней. Юноши избирают романтических героев в качестве жизненного образца.

Кипренский был необычайно восприимчивой личностью. Как живописец он выразил в своём творчестве идеалы противоречивой эпохи, а как человек — показал всей своей жизнью истинный образ художника-романтика. Этому способствовали и склад его характера, и загадочные обстоятельства его биографии. Личная трагедия Кипренского состояла в том, что свой миф о свободном и независимом художнике он пытался воплотить в монархической России и в конце концов погубил себя.

Орест Адамович Кипренский родился 13 (24) марта 1782 года на мызе Нежинской Ораниенбаумского уезда Петербургской губернии. В метрической книге Копорской церкви он был записан как «незаконнорожденный младенец Орест», сын крепостной девушки Анны Гавриловой.

Вероятно, отцом его был помещик Алексей Степанович Дьяконов. Через год Дьяконов выдал свою бывшую возлюбленную замуж за своего же крепостного человека Адама Швальбе. Супруги были отпущены на волю, но деревню не покинули и жили там же, на мызе Нежинской, где Адам Швальбе служил управляющим. Все их дети «как рождённые, так и впредь родившиеся» считались «вольными и свободными навеки».

Своему внебрачному сыну Оресту Дьяконов решил дать образование: в 1788 году, когда ребёнку исполнилось шесть лет, он определил его в Академию художеств. При этом был скрыт позорящий мальчика факт его «незаконного» рождения. В метрической выписке, поданной в Академию, он назван «законнорожденным» сыном Адама Швальбе, а год его рождения умышленно изменён — поставлен «1783» вместо «1872». (неверная дата рождения Кипренского приводилась вплоть до 1938 года, когда были изучены церковные метрические книги, устанавливающие правильную дату — 1782 год)

При поступлении в Академию мальчик получил также новую фамилию. Первоначально она писалась «Кипрейский» и происходила, вероятно, от названия травы «кипрея». Со временем эта фамилия была изменена на более «загадочную» – Кипренский. Таким образом, юноша стал обладателем редкого и романтического имени «Орест» и звучной фамилии, которую в целом мире носил только он один.

Портреты, созданные Орестом Адамовичем Кипренским

Одним из самых видных портретистов начала XIX в. был Орест Адамович Кипренский. Он закончил Академию Художеств в 1803 году, где изучал историческую живопись под руководством Г. И. Угрюмова и Г. Ф. Дуаена.

Однако самое значительное, что он создал – это портреты 1816 – 1823 годов, когда находился в Италии. По возвращению на родину, он был принят довольно холодно, и в 1828 году, гонимый создавшейся вокруг него атмосферой недоброжелательства, вновь уехал в Италию.

Особенно плодотворными для художника были годы обучения в Академии и работа в Петербурге, Москве и Твери. Произведения этого периода характеризуют его как романтика. Если пространственная композиция портретов этих лет традиционна и нейтральна, то в цвете чувствуется свойственное романтизму стремление к динамике: контрасты светлого и темного фона, энергичная светотеневая лепка формы, эффектные сочетания синего, красного, белого в одежде.

Созданный Кипренским портрет его приемного отца Адама Швальбе типичен для романизма интересом к сильной личности, к живописным приемам западноевропейского портрета XVII века.

Характерно и обращение Кипренского к автопортрету. К числу наиболее удачных из его работ в этом жанре принадлежат «Автопортрет с кистями за ухом» и написанный значительно позже «Автопортрет» для галереи Уффици во Флоренции. Первый из них отличается густой живописью, смелой лепкой формы, звучностью светового эффекта. Скользящий луч света очерчивает упругие линии скул и полных губ юноши; все дышит энергией. Во втором создан образ художника как существа, наделенного необычной силой чувства и яркостью воображении. Трепещущее жизнью лицо, пытливый, как бы вопрошающий взгляд, беспокойное движение нервных пальцев, перебирающих воротник – все свидетельствует о внутреннем кипении эмоций.

Одна из лучших работ Кипренского этого периода и одновременно один из самых ярких портретов в русской живописи начала века – портрет Евграфа Давыдова.

В портрете мальчика Челищева перед нами изображение ребёнка, то есть человеческого существа на пороге его жизни. Круглое, ещё не оформившееся личико мальчика с яркими, по-детски пухлыми губами дано в напряженном цветовом контрасте с темными прядями разметавшихся волос, с глубокой темнотой фона. Большие карие глаза кажутся почти чёрными на белом лице. Эти контрасты усиленные звучным сочетанием цветов одежде мальчика, вносят в портрет ноту романтической взволнованности, заставляет зрителя насторожиться, пристальнее вглядеться в юное существо. Перед нами в полном смысле слова момент становления личности: духовный мир человека дан в его развитии, что характерно для романтизма. Это один из самых ранних в русском искусстве подлинно детский портрет, передающий специфику детского возраста.

Свойственное романтизму понимание человеческой личности как чего-то индивидуального, отмеченного печатью «неподражательной странности», встречаем мы и в женских портретах Кипренского.

Женщиной незаурядной, наделенной необычным душевным складом, с оттенком какой-то внутренней неудовлетворенности представляется зрителю Е. П. Растопчина. Несколько пассивной в своей мягкой, женственной мечтательности рисуется Д. Н. Хвостова. Программой элегического романтизма выглядит портрет Е. С. Авдулиной с его своеобразной «поэзией увядания», выраженной в плавных, никнущих линиях складок одежды, в чуть печальном изломе бровей, в одиноком опадающем цветке белого гиацинта на фоне сумеречного серого неба.

В автопортрете Кипренский исходит из романтической концепции портрета-исповеди. Однако если ранние автопортреты мастера несли на себе отпечаток зависимости от некоего «заданного» романтического идеала творчески одаренной личности, то здесь, напротив, более отчетливо стремление утвердить её индивидуальность, «несхожесть», которое было заложено в романтическом методе. Художник не скрывает в своем облике следов житейской усталости.

Отекшие веки, складки вокруг рта придают его полуулыбке что-то печальное и робкое. Вместо сочных цветовых и светотеневых эффектов его более ранних работ перед нами – отсутствие резких теней, сдержанная живописная гамма, приближающаяся к эффектам рассеянного дневного освещения. Романтическая героизация личности уступает место более трезвой оценке человека.

Однако основная масса рисунков Кипренского более специфична с точки зрения её графических особенностей. Для рисунков типичен выразительный штрих бархатисто-черного итальянского карандаша, то мягкий, сочный, плавный, переходящий в пятно. То более тонкий, почти колкий, порой допускающий четкую, быструю штриховку в фоне.

Кипренский достигает точного состояния портретируемого, особенностей его натуры, его мироощущения. В изображении Н. В. Кочубей он передает живое непосредственное душевное движение подростка. В портрете А. Н. Оленина – рассеянную задумчивость. В рисунке, изображающем Е. Чаплица – мягкую сосредоточенность на какой-то мысли или при чтении книги. В наброске, представляющем А. П. Мордвинова – сумрачное равнодушие глубоко усталого или больного человека. Последний портрет – блестящий пример импульсивного, быстрого портретного наброска Кипренского, где образ раскрывается в порывистых – то тонких, то широких – штрихах.

Такова «Калмычка Баяуста», построенная на сочном, теплом тоне красной пастели. Таков портрет француженки Вилло, гувернантки в семье Томиловых. Но во всех портретах работы О. Кипренского перед нами встают живые люди с их печалями и радостями.