Микеланджело Буонарроти Buonarroti, Michelangelo (1475-1564)
1475,1564Высокое Возрождение, или Чинквеченто, которое дало человечеству таких великих мастеров как Донато Браманте, Леонардо да Винчи, Рафаэль Санти, Микеланджело Буонарроти, Джорджоне, Тициан, охватывает сравнительно короткий период – от конца ХV до конца второго десятилетия ХVI в.
![Мучения Святого Антония [приписывется], Микеланджело Буонарроти](http://cdn.gallerix.asia/j/M/1161425349/1115577905.webp)
Фрески в Сикстинской капелле (1508-1512)
В 1508 году, когда Микеланджело Буонарроти приступил к реставрации росписей Сикстинской капеллы и нанесению новых фресок, ему было 33 года. Возраст Христа… Мастеру предстояло овладеть новой для него техникой, ведь славился он как умелый зодчий, и разработать «летящие леса», чтобы под крышей капеллы кипела работа, а внизу не прерывалось богослужение. В результате трудов четырёх лет по сей день своды памятника архитектуры украшают фрески Микеланджело. Чтобы потолок капеллы огромной площади не создавал гнетущего настроения, Буонарроти искусно разделил его на 47 составляющих и заключил миниатюры в рамки из тавертина.
Девять сцен из Книги Бытия
В Сикстинской капелле итальянский мастер Микеланджело Буонарроти создал 9 сцен, описанных в первой книге Библии – в Книге Бытия. Все картины тематически разделены на три сюжетные линии, в каждой из которых по три фрески: сотворение Мира Богом, создание прародителей рода человеческого – первого мужчины Адама и первой женщины Евы, жизнь Ноя и испытания человечества. Первая группа строится на сюжетах мироздания: свет отделяется от тьмы, появляются светила и растения, создаётся твердь. Вторая сюжетная линия предстаёт в виде картин, посвящённых сотворению мужчины и женщины, их согрешению и изгнанию за проступок из рая. В третьей триаде предстают сцены жертвоприношения, опьянения Ноя, Всемирного потопа.
Пророки и сивиллы
Своды и торцы капеллы украшены двенадцатью фигурами творчества Микеланджело. Это изображения семи пророков (четырёх Главных Пророков, трёх – Малых) и пяти сивилл (предсказательниц). Они олицетворяют собой будущее Спасение человечества независимо от вероисповедания, положения в обществе и толщины кошелька отдельно взятого человека. Первые выступают как представители христианства, вторые – язычества. Пророкам и сивиллам суждено было предсказать рождение Иисуса Христа. Имя каждого персонажа высечено на табличках.
Предки Христа и распалубки сводов с четырьмя библейскими сценами
На четырёх угловых распалубках капеллы Микеланджело изобразил четыре эпизода, объединённые одной темой: чудесное спасение израильтян («Давид и Голиаф» (противоборство юного героя Давида с великаном Голиафом), «Юдифь и Олоферн» (молодая вдова Юдифь спасает свой народ, обезглавив военачальника Олоферна), «Распятие Амана» (Аман планировал погубить иудейский народ, но его замыслы были вскрыты), «Медный змий» (Моисей спасает евреев от ядовитых змей, которых Бог послал им за роптание и утрату веры после 40 лет кочевания по Аравии). Фрески «Предков Христа» Микеланджело размещает в треугольных распалубках. Они символизируют непрерывную последовательность поколений.
Люнеты с генеалогией Иисуса Христа
Генеалогия Иисуса Христа насчитывает 40 поколений. Микеланджело Буонарроти изобразил образы предков Христа в люнетах полными таинственного ожидания. Фигуры мрачные, семьи выглядят разобщёнными. Они олицетворяют ужас и безнадёжность бытия до появления Иисуса Христа. Всего в Сикстинской капелле за время работы Микеланджело создал 14 люнетов. Считается, что первоначально были изображены две семьи. Над их созданием мастер работал наиболее детально, прорисовав каждую линию, внимательно подбирая цвета.
Иньюди (Обнаженные фигуры)
Двадцать обнажённых фигур юношей (иньюди) обрамляют потолок капеллы. Замысел о создании фигур созрел у Микеланджело Буонарроти при проектировании гробницы для Папы Римского Юлия II. Поскольку от услуг мастера отказались, все наработки художник перенёс в капеллу, значительно усложнив и совершенствовав образы. До сих пор искусствоведы дискутируют: рабы это или ангелы. Бесспорно одно, Микеланджело в двадцати иньюди воспел человека и его тело как лучшее божественное творение.
Страшный суд
Фреска «Страшный суд» создана Микеланджело Буонарроти на стенах Сикстинской капеллы спустя почти 30 лет после того, как в первый раз он был приглашён украшать своды этого величественного сооружения. Мастер уже был пожилым человеком, переосмыслившим бытие. Он сам полон страхов и подчинён судьбе, и «Страшный суд» его творения передаёт катастрофу вселенского масштаба. Христос изображён в образе карающего, который каждому воздаёт по его заслугам. Он – статичная центральная фигура, все остальные будто находятся в круговороте. Иллюзия настолько реальная, что возникает каждый раз, если пристально приглядеться в центр монументального творения.
Картины Микеланджело Буонарроти в других альбомах
Текст к разделам галереи: Анна Евграфова
Искусство Высокого и Позднего Возрождения: Микеланджело Буонарроти
Высокое Возрождение, или Чинквеченто, которое дало человечеству таких великих мастеров как Донато Браманте, Леонардо да Винчи, Рафаэль Санти, Микеланджело Буонарроти, Джорджоне, Тициан, охватывает сравнительно короткий период – от конца ХV до конца второго десятилетия ХVI в.
Коренные сдвиги, связанные с решающими событиями мировой истории, успехами передовой научной мысли, бесконечно расширили представления людей о мире – не только о земле, но и о Космосе. Восприятие людей и человеческой личности как будто укрупнилось; в художественном творчестве это отразилось в величественных масштабах архитектурных сооружений, монументов, торжественных фресковых циклов и картин, но и в их содержании, выразительности образов.
Статья о Микеланджело Буонарроти в нашей Энциклопедии
Искусство Высокого Возрождения характеризуется через такие понятия, как синтез, итог. Ему присущи умудрённая зрелость, сосредоточенность на общем и главном; изобразительный язык стал обобщённым и сдержанным. Искусство Высокого Возрождения представляет собой живой и сложный художественный процесс с ослепительно яркими взлётами и последовавшем кризисом – Поздним Возрождением.
Во второй половине ХVI в. в Италии нарастал упадок экономики и торговли, католицизм вступил в борьбу с гуманистической культурой, культура переживала глубокий кризис, разочарование в идеях Возрождения. Под влиянием внешних обстоятельств, произошло понимание бренности всего человеческого, ограниченности его возможностей.
Расцвет Высокого Возрождения и переход в Позднему можно проследить на одной человеческой жизни – жизни Микеланджело Буонарроти.
Микеланджело
Микеланджело был скульптор, архитектор, живописец и поэт, но более всего – скульптор. Скульптуру он ставил выше всех других искусств и был в этом антагонистом Леонардо. Ваяние – это высекание путём откалывания и обтёсывания камня; ваятель мысленным взором видит в каменной глыбе искомый облик и «прорубается» к нему вглубь камня, отсекая то, что не есть облик. Это тяжёлый труд, – не говоря уже о большом физическом напряжении, он требует от скульптора безошибочности руки: неправильно отколотое уже нельзя снова приставить, и особой зоркости внутреннего видения. Так работал Микеланджело. В качестве предварительного этапа он делал рисунки и эскизы из воска, приблизительно намечая образ, а потом вступал в единоборство с мраморным блоком. В «высвобождении» образа из скрывающей его каменной глыбы Микеланджело видел сокровенную поэзию труда скульптора.
Освобождённые от «оболочки», его статуи хранят свою каменную природу; они всегда отличаются монолитностью объёма: знаменито высказывание Микеланджело Буонарроти, что хороша та статуя, которую можно скатить с горы, и у неё не отколется ни одна часть. Поэтому почти нигде у его статуй нет свободно отведённых, отделённых от корпуса рук.
Другая отличительная черта статуй Микеланджело – их титаничность, которая впоследствии перешла и к человеческим фигурам в живописи. Бугры их мускулов преувеличены, утолщена шея, уподобляемая могучему стволу, несущему голову, округлости бёдер тяжелы и массивны, подчёркивается глыбистость фигуры. Это титаны, которых твёрдый камень одарил своими свойствами.
Также для Буонарроти характерно нарастание чувства трагического противоречия, которое заметно и в его скульптуре. Движения «титанов» сильны, страстны, но вместе с тем как бы скованы.
Излюбленным приёмом Микеланджело является идущий из ранней классики контрапост («Дискобол» Мирона), реформированный в приём serpentinato ( от латин. змеиный): завинченность фигуры в пружину вокруг себя через резкий поворот верхней части торса. Но контрапост Микеланджело не похож на лёгкое, волнообразное движение греческих статуй, скорее он напоминает готический изгиб, если бы не могучая телесность.
Хотя итальянское Возрождение и было возрождением античности, мы не найдём там прямого копирования древности. Новое говорило с древностью на равных, как мастер с мастером. Первым импульсом стало восхищённое подражание, конечным итогом – небывалый синтез. Начавшись с попытки возродить античность, Ренессанс создаёт что-то совершенно иное.
Маньеристы также будут использовать приём serpentinata, змеиные повороты фигур, но вне микеланджеловского гуманистического пафоса эти повороты являются не более чем вычурностью.
Другой часто используемый Микеланджело античный приём – хиазм, подвижное равновесие («Дорифор» Поликлета), получивший новое название: ponderatio – взвешивание, уравновешенность. Он состоит в соразмерном распределении напряжённости сил по двум перекрещивающимся диагоналям фигуры. Например, рука с предметом соответствует противоположной опорной ноге, а расслабленная нога – свободной руке.
Говоря о развитии скульптуры Высокого Возрождения, самым важным его достижением можно назвать окончательную эмансипацию скульптуры от архитектуры: статуя больше не зависти от архитектурной ячейки.
Пьета
«Пьета», Собор Святого Петра, Ватикан
Одно из самых известных произведений Микеланджело Буонарроти — скульптурная компоиция «Пьета» («Оплакивание Христа») (от итальянского pieta – милосердие). Она была выполнена в 1498–1501 гг. для капеллы собора Св. Петра в Риме и относится к первому римскому периоду творчества Микеланджело.
Сам сюжет изображения Марии с телом мёртвого Сына на руках пришёл из северных стран и был к тому моменту широко распространён в Италии. Происхождение своё он ведёт от немецкой иконографической традиции Versperbilder («образ вечери»), которая существовала в виде небольших деревянных церковных изображений. Оплакивание Марией Своего Сына – чрезвычайно важный момент для католицизма. Своими непомерными страданиями (ибо страдания матери, видящей мучения сына неизмеримы) она возвышена и превознесена. Поэтому для католичества характерен культ Богоматери, выступающей как Заступница людей перед Богом.
Мария изображена Микеланджело совсем юной девушкой, слишком юной для такого взрослого сына. Она словно бы совсем не имеет возраста, находится вне времени. Это подчёркивает вечную значимость оплакивания и страдания. Горе матери светло и возвышенно, лишь в жесте левой руки словно выплёскивается наружу душевное страдание.
Тело Христа безжизненно лежит на руках Матери. Эта скульптура совсем не похожа не другие у Микеланджело. Здесь нет титаничности, силы, мускулистости: тело Христа изображено тонким, слабым, почти безмускульным, в нём нет той каменности и массивности. Не использовано также и незавершённое движение контрапоста; наоборот, композиция полна статичности, но эта статика не та, про которую можно сказать, что в ней нет жизни, нет мысли. Кажется, Мария будет сидеть так вечно, и её вечное «статичное» страдание впечатляет более всякой динамики.
Микеланджело выразил глубоко человечные, полные героического пафоса идеалы Высокого Возрождения, а также трагическое ощущение кризиса гуманистического миропонимания в период Позднего Возрождения.
Осмысление
Конфликты Буонарроти с папами, выступление на стороне осаждённой папой и королём Флоренции, гибель и ссылки друзей и сподвижников, неудача с многими архитектурными и скульптурными задумками – всё это подрывало его мироощущение, веру в людей и их возможности, способствовало эсхатологическому настроению. Микеланджело ощущал закат большой эпохи. Даже в его поклонении человеческой красоте великий восторг сопряжён со страхом, с сознанием конца, который неумолимо должен последовать за воплощением идеала.
В скульптуре это проявилось в приёме non finita – незаконченности. Она проявляется в незавершённой обработке камня и служит эффекту необъяснимой пластичности фигуры, не до конца вышедшей из камня. Этот приём у Микеланджело можно трактовать по-разному, и вряд ли одно их объяснений станет окончательным; скорее, правы все объяснения, так как своей множественностью они отражают многогранность употребления приёма.
С одной стороны, человек в скульптуре позднего Микеланджело (а значит, и Позднего Возрождения) стремится вырваться из камня, из материи, стать завершённым; это означает его стремление вырваться из уз своей телесности, человеческой несовершенности, греховности. Мы помним, что проблема эта проблема невозможности ухода из рамок, установленных для человека природой, была центральной для кризиса Возрождения.
С другой стороны, незавершённость скульптуры – это признание автора в своей неспособности выразить до конца свою идею. Любое завершённое произведение теряет первоначальную идеальность замысла, идеи, поэтому лучше не заканчивать творение, а только наметить направление стремления. Эта проблема не сводится только к проблеме творчества: трансформируясь, она идёт Платона и Аристотеля (от мира идей и мира вещей, где материя «портит» идеи), через кризис Возрождения, через Шеллинга и романтиков к символистам и декадентам конца ХIХ в. Приём non finita даёт эффект творческого порыва, краткого, не доведённого до конца, но сильного и экспрессивного; если зритель подхватит этот порыв, он поймёт, чем должна стать фигура по воплощении.
КОММЕНТАРИИ: 51 Ответы
МИКЕЛАНДЖЕЛО
(поэма)
В боттеге остро пахнет краской,
Дощатый стол, листы бумаг.
Плащ мастера богато-красный –
И мастер сам – почти что маг.
Мессере Лодовико против
Того, чтоб сын учился тут.
Но сын столь в устремленье прочен,
Что разрывает мощно круг
Отцовского сопротивленье,
Хоть сыну лишь тринадцать лет.
Работа лучше вдохновенья,
Насколько тьмы уместней свет…
Сколь Микеланджело громады
Я, выйдя, увидал вокруг?
Вон облаков белеет стадо,
Собой прикрыв небесный луг.
Вон тополя стоят массивом,
Так мраморов велик массив,
Им обработанный – и дивом
Трудов представлен, перспектив.
Вот Микеланджело в уютных
Садах Лоренцо, исступлён,
Врубается – и сам из лютых –
В массивный камень – дарит он
Грядущих образов сиянье.
Прозрачен мрамор, он живёт,
И ощущается дыханье
Его, сулящее полёт.
Полёт фантазии, к примеру –
Что приведёт в иную сферу,
Отличную от жизни здесь –
В любимом городе богатом
На развлеченья, радость, спесь.
Ах сделать бы скульптурным садом
Её – Флоренцию…
Гляжу
На облака – небесный мрамор –
С твореньями в них нахожу
Внезапно сходство.
Камень славен.
Буонаротти с детских лет
Любил тесать его и трогать.
Он ласковый и он же строгий,
Дарящий разноцветный свет.
Есть розоватый, золотой,
И белый – пеной и волной.
Массив небесный спущен будто
Его твореньями сюда,
Где разномастная среда,
где жизнь порою давит жутко
стремленья лучшие людей.
У Медичи полно людей.
Лютующий Савонарола
Желает всё перечеркнуть –
Он проповедает сурово,
Аскеза – избранный им путь.
Скитанья скульптора. Высоты,
Что предстоит покуда взять.
Жизнь завернула оборота,
Потребно их расшифровать.
Жизнь – это та же расшифровка,
Кто справился – тот преуспел,
Кто нет…и говорить неловко.
В служенье ныне мастер зрел.
Он высечет Давида гору –
Ночами факелы горят,
Сравнить Буонаротти в пору
С циклопом – к голове прижат
Фонарь – и трудится ночами
Буонаротти, позабыв
Про данность, где мы ходим с вами,
Порою данность разлюбив.
Болтают двое на скамейке
Про телевизоры – Какой
Купить не знаю…
Тут сумей-ка,
Хороший выбрать. Мне – большой.
До Микеланджело есть дело
Им? Низовая жизнь густа.
И нет границы ей, предела,
И столь условна высота.
Вот на лесах лежащий мастер,
И сгорблена его спина,
И краска на лице, и масти
Какой возникнут письмена
Чрез образы на той капелле?
Вновь созидаемая явь
Столь много объяснит на деле
Глядящему.
Ну, переправь
К стяжанью устремленье в сердце
На созидательный порыв.
Капелла нам твердит о средстве
Познанья новых перспектив.
Струится Пьета и мерцает,
Скорбь силой густоты течёт.
Умеющий смотреть вбирает
И скорби той сакральный мёд.
Болтают двое – Снова диски
Купил, и вечерок не пуст.
Жизнь хороша, не надо риска,
Маршрут понятен.
Скучен? Пусть…
До Микеланджело высот и
Пространных далей дорасти!
Услышь небес такие ноты,
Что и озвучат суть пути.
Но Микеланджело до смерти
Не примирился с высотой.
Неважно – ставленнику тверди
Не мыслим просто путь земной.
Массивы горные над нами
Он в мрамор света перевёл.
И осознанье – будто пламя
Ум лижет – даром жили сами!
И как, живя под облаками,
Менять судьбы своей глагол?.
В САДАХ ЖИВОПИСИ
1 Магическое золото скульптуры прозревал в белеющих снегом глыбах мяса – глыбах мрамора. Маленький, некрасивый тосканец учился в боттеге Гирландайо, потом в садах Лоренцо Великолепного; маленький, упорный, целый день готовый работать – прозревал он мраморную мощь, целостность мистического зерна, заложенного в каждой мраморной глыбе, чтобы потом одарить нас лесом скульптур – блещущих мистикой сути, сокровенность тайны мирозданья несущих нам в образах, формах, фресках… Недаром помним его по имени – Микеланджело…
2 Тишина Богопознанья за твореньями Леонардо; тишина Тайной Вечери; мистика Джиоконды – этой колоссальной инфраиконы, лучащей световую силу. Колорит и светотень – как грани – две из бессчётных – высшей алхимии, что через души, одинокие и величественные, открывает тайну великой трансформы: то, как двигаться выше и выше, не сбиваясь с пути… Дороги, исхоженные Леонардо. Золотые монеты, полученные им. Леонардо, наблюдающий пчёл – эти золотые, летающие цветы; Леонардо, конструирующий новый аппарат, чьё назначенье пока не понятно. Леонардо – сумма; не сумма даже – а сумма сумм; человеческая мистерия, данная в одном человеке…
3 Смысловые поля Эль Греко… Опустив плотные, бархатные шторы, художник с удлинённым, желчным лицом при свете свечей, днем созидает неистовые полотна. Было – тайны критской иконописи, когда в катакомбах, в полутёмных нишах вспыхивали глаза святых; было – италийское ученье, и вот теперь – древний город Толедо, кованый, мавританский… Глаза святых, запечатлённых мистическим греком текут соком веры, прожигают неведомой кислотой души глядящих на них… Пейзажи Толедо, зелень, идущая лентами лет, каменные громады церкви и зданий; нити сияний, протянутые от картин в малопонятную вечность…
4 Пляшущие крестьяне Брейгеля… Ощущается запах пота – но не противный – цельный запах здоровых тел, могучих работников поля. Крестьянский праздник сочен и красив, недаром противни, на которых несут пироги огромны; крестьянский праздник обильно сдобрен хмелем, и пиво янтарно играет, маня новопришедшего. Ну, напрягись – и ты войдёшь в полотно, примешь участие в пиршестве и танцах; или увидишь игры детей, одетые ореолом радости, или…Достаточно видеть картины, и сад старого этого, яркого мира раскроется тебе, не утаив ни одного нюанса.
5 В прозрачном шаре две длинные, бледно-розовые фигуры; а стог огромен – как целая страна. Странник никуда не приходит, а дыры на коленях его штанов напоминают лепестки разбитого фаянса. Сгущенье адовых бездн – гигантский нож рассекает конструкцию из двух огромных ушей, а хорёк читает, водрузив на нос бухгалтерские очки. Автопортрет Босха. Тонкие губы – не губы, хирургический надрез. Лунное животное. Носитель тайны, какую не расшифровать никогда.
6 Что нельзя в реальности – можно на бумаге. Невозможность отступления увеличивает безнадёжность. Но отступать есть куда – в звёздные миры фантазий. Долго корпит Пиранезе над новым листом. Медленно возникают колонны, увитые мощью бородатых мхов, сложные, лабиринтоподобные системы переходов, лестницы повисают в воздухе… И сам наш мир повис над бездной – но медлит оная, медлит, пока не явилась новая гравюра, таинственная, как сон, тихая, как океан, бурная, как туго закрученный смерч…
7 Сон рождает странные созвездья – из окуня тигр, из пасти тигра – винтовка…Пчела облетает слегка надломленный гранат, а пейзаж складывается в лицо Вольтера…Тонкие ножки слонов удержат, собрав мистическую паучью силу, вес их тел, и мёртвые выкругляются из земли, вновь обретая плоть… Стоит ли расшифровывать картины Дали? Или просто смотреть, смотреть на них, ища соответствия тонким линиям мысли, часто скрученным в голове так, что и не разберёшь – реальность это? Сон?
8 Сочность земного сока – плоды тел, данные Рубенсом. Избыточность жизни, симфония эс-образных контуров; оживающая плотность мифов… Сумеречный Рембрандт, блики на меди, и ночной дозор идёт, идёт, следуя неукоснимым правилам, и нежная Даная принимает в себя золотинки дождя… Жемчужный свет Вермеера – всегда данный в одном и том же ракурсе; и пейзажи малых голландцев – на фарфоровом ветру так здорово кататься, ибо лёд каналов надёжен, и остро блестят отточенные коньки… Поутру кошмары, которые сгустил Гойя уйдут, но останутся листы, свидетельствующие: сон разума чреват… Богатство живописных садов обещает умеющему видеть панорамы чудес – превышающие те, что может предложить обыкновенная реальность…
9 Стихи переходят в гравюры – гравюры, гранящие реальность, меняющие её; гравюры, чьи смысловые аккорды позволят услышать то, что не даст никакая речь… Циркуль и облако, цветок и сон, математика и поэзия, тинктуры алхимии и мечты о философском камне – данности, соединённые в сумму гравировальным мастерством Блейка – одутловатого, нищего Блейка, с каждым листом празднующего неуязвимую победу над косной, косной реальностью…
Апокалипсис — как история
Зашифрованная человечества.
Прочитать так его бы стоило —
Вычленяя понятья вечные.
Конденсировано история
Нам дана за печатями этими.
Лишь вперёд важна траектория —
Будет золото днями летними.
Метафизика летнею, светлою,
Вместе зрелою разливается.
Код истории терпит ветхого
Человека,- но тот меняется.
Апокалипсис предрекающий
Переход в состояние новое
Человечества — шаг решающий
Сделан.
Всё-таки книга суровая.
АПОКАЛИПТИКА
Уравнения решать с набором
Черезмерным неизвестных — как?
Апокалипсиса текст, в котором
Столь сгущён сверхсимволами мрак.
Уравненья тех печатей: вскрыты —
Что ж…иди, смотри…Сгущён во тьму
Косной матерьяльности и быта
Жизни сок. Не много я пойму.
Лагеря и тюрьмы, войны, казни,
Чёрная, убитая земля.
В свет пути забиты хламом — разве
Этого мы появились для?
За другой — печать иная вскрыта,
И под пятой каменеет кровь —
Праведники, за Христа убиты,
В белое оденет их любовь.
За какой печатью осветленье?
…звери танков, самолётов лёт,
Капли бомб, правителя сверженье.
Горькая вода. И горький мёд.
Всадники — столь страшные — промчали,
Жили мы, не замечая их.
Снятие печати к вертикали
Подведёт. Понятен этот стих?
Светозарность вертикали — света
В низовой прибавит мир. Терпи.
Может быть, постигнешь знаки. Это
Станет нужной ясностью тропы.
ВСЕЛЕНСКАЯ МЕССА
Ливень часть вселенской мессы,
Равно день твой, ночь твоя,
Радости твои и стрессы,
Постиженье бытия.
Ливень скручивает струны
Из ветвей и из листвы.
Музыки его рисунок
Сразу не узрите вы.
Ливень кончится. Блистает
Антрацитово асфальт.
Светом синим отливает,
Прозвучав, небесный альт.
И дома, мёд жизней пряча
В мессу мира включены.
Толковать не стоит прямо
Вам приснившиеся сны.
Толковать метафизично
Стоит будничность и боль.
И тогда звучит отлично
Каждая земная роль.
Человека у ограды
Старой дачи помню я.
Код открыть, наверно, надо
Всех сегментов бытия.
И без оного открытья
Есть вселенской мессы свет.
Ощутить такой спешите,
Высотой душевных черт.
Комментирование недоступно Почему?