Рената Эфферн: «Я строю свою Россию» читать ~20 мин.

Разговор с Ренатой Эфферн, председателем Тургеневского общества в Баден Бадене, интересен возможностью такого взгляда на русскую культуру, который нельзя назвать ни внешним, ни внутренним. Словно этот условный зрачок расположен строго на границе двух культур – России и Европы. Интервью взял Алексей Фирсов при поддержке Юлии Гладковой.

Материал подготовлен проектом
«Центр исследований русской культуры»

Председатель Тургеневского общества Германии Рената Эфферн не имеет славянских корней. Но будучи немкой, по её собственному признанию, чаще думает по-русски.

Рената родилась в 1936 году. Ее отец, нефтяник по профессии, во время войны разрабатывал кавказские месторождения нефти для немецкой армии и погиб около Пятигорска. Сама Рената в документальном фильме Елены Якович «Немецкий кроссворд. Трудности перевода» говорит, что в Баден-Бадене её юности война и фашизм не играли никакой роли. Вопросы к поколению отцов и чувство вины возникли позже, в 1968-м, когда началось протестное студенческое движение. Рената тогда училась в университете и начала изучать русский язык.

Рената Эфферн – автор книг «Трехглавый орел: русские гости в Баден-Бадене», «Русские судьбы Баден-Бадена», «Ура, русские возвращаются!». В 2006 году указом президента РФ была награждена медалью Пушкина.

С г-жой Эфферн в Баден-Бадене встретился Алексей Фирсов.

Без границ

– Как русская культура и русский человек воспринимаются со стороны, но профессионалом. Могли бы вы как человек, много лет занимающийся русской литературой, назвать основные составляющие, которые отличают русскую культуру от культуры других народов и наций? Что, собственно, делает нашу культуру русской, на ваш взгляд?

– Вы знаете, что в Баден-Бадене русская культура воспринимается через литературу, которая играет здесь очень большую роль. Она нас связывает с Россией, в первую очередь, литература XIX века. Я всегда говорю о том, что в XIX веке большую роль в нашем городе сыграли три народа. Французы привезли нам казино, они были директорами всех этих заведений. Если бы не французы, Баден-Баден остался бы маленьким провинциальным городом. Англичане привезли спорт. Первая теннисная площадка в Германии появилась в нашем городе, как и первое поле для гольфа в начале XX века. Англичане интенсивно занимались и конными скачками, и скачки здесь тоже очень важные мероприятия. А благодаря русским мы стали известным в России городом именно в связи с литературой.

Первым русским, который писал здесь книгу, роман «Супружеское счастье», был Лев Толстой, хотя это произведение не очень известно. Достоевский писал здесь роман «Игрок». И, конечно, Иван Сергеевич Тургенев, который писал здесь роман «Дым». В доме Тургенева был создан первый в нашем городе международный культурный центр, где говорили на многих языках: на французском, немецком, русском, испанском… Это очень важно для нас, потому что мы уже давно хотим создать в нашем городе русский культурный центр, как это было в доме у Тургенева.

– И все же хотелось бы вернуться к вашему личному восприятию русской литературы. Когда вы читаете русские романы, у вас есть ощущение, что эта литература принадлежит определённому культурному слою, традиции? Если такое ощущение есть, то что для вас делает литературу именно русской?

– Я должна признать, что мало знаю немецкую литературу. А русская литература так широка, что одной жизни недостаточно, чтобы охватить все. Но самый важный факт – все в России, в том числе и литература, очень широких масштабов. Все ваши романы ставят очень много больших вопросов. Европейская литература не столь масштабна, она более упорядочена.

– За некоторыми исключениями. Томас Манн, например, с его эпическими «полотнами»…

– Да, но и Томас Манн не читается, как русский писатель.

– Верно, он очень дотошный, с большим вниманием к деталям, очень упорядоченный.

– Да-да. Кстати, Томас Манн, насколько я знаю, очень любил Тургенева и говорил: «Если бы мне довелось иметь на необитаемом острове только пять книг, одной из них были бы «Отцы и дети» Тургенева».

А чтобы понять Россию, в том числе русскую литературу, надо ехать, например, поездом в Сибирь, как я не раз делала, чтобы понять расстояния.

– А как вы из замкнутого купе поезда понимали Россию?

– Я смотрела в окно. Я говорила с разными людьми. Поезд – это как гостиница: много людей, вы общаетесь, гуляете по коридорам, смотрите. Сотни километров вы можете не видеть ничего, кроме природного пейзажа. У нас в Германии говорят: когда едешь на поезде, то локомотив в одном городе, а последний вагон ещё в предыдущем. То же касается и литературы. У нас все очень упорядоченно и в небольшом масштабе. У вас очень свободно, и каждый может на этой литературе развиваться так, как хочет. Границ нет.

Русская свобода и несвобода

– Когда вы совершили первую поездку по России на поезде?

– Первый раз я поехала в Сибирь, когда мне было 24 года, ещё во времена Советского Союза. Для нас, западных немцев, поездка по железной дороге была единственной возможностью говорить с русскими людьми.

Позже я ещё возвращалась в Сибирь, но первая поездка оказалась самой важной.

– И докуда вы доехали?

– До Иркутска, до Байкала. Может быть, вам будет интересно. Когда я вышла замуж, я говорила своему любимому мужу: ты едешь со мной в Сибирь зимой. Ему понравилось. Такие поездки в Европе невозможны.

– И вы думаете, что такой отпечаток на русскую литературу наложило русское пространство?

– Человек, который родился и живет в России, не может жить, как немец. Он с детства привык к большим расстояниям.

– Как вы думаете, не содержит ли такая безграничность определённой опасности, риска несдержанности, отсутствия каких-то твердых норм, законопослушности?

– Могу сказать, что я в России чувствую себя более свободным человеком. Нет границ. Я могу ехать, куда хочу, все в большом масштабе: круг друзей, города, в которых я была. В России трудно «увидеть горизонт».

– При такой свободе пространств и восприятия Россия на протяжении всей своей истории была очень несвободной в социальном плане. Не видите ли вы здесь противоречия?

– Конечно, вижу. Но то, что я говорю, – это чувства, а не рациональное. Я чувствую себя в России именно так. Бывают странные вещи. Например, на паспортном контроле в аэропорту очереди, суровый человек в кабинке смотрит на меня. Что случилось? Суровый человек смеется и говорит: добро пожаловать в Россию. И я чувствую себя в России как дома. У меня больше русских друзей, чем немцев. Единственный мой хороший немецкий друг – это супруг. Когда я его знакомлю с кем-то в России, то всегда говорю: я представила вам самого хорошего немца.

Почти все мои близкие друзья – русские. Не скажу нового, но важным фактором является ваше гостеприимство. Двери всегда открыты: пожалуйста, приезжайте. У нас такого нет, даже дети после окончания школы уходят из дома родителей навсегда, и мы видим их, может быть, один раз в год. Таких друзей, как у вас, у нас просто не бывает. В Германии каждый живет для себя. Это мой дом, моя квартира, и кроме этого, может быть, ничего и нет.

– Но в Европе же очень развиты разные социальные движения: экологические, в защиту меньшинств, например. Люди не отделяют себя от общества.

– Да. В этом смысле моя задача – общество Тургенева. Вы знаете, что через четыре года исполняется 200 лет со дня его рождения, и мы хотим устроить большой праздник в Германии, во Франции и, конечно, в Москве. Мы хотим сотрудничать, чтобы Тургенева читали больше, чем сейчас. Из трех великих – Достоевского, Толстого и Тургенева – Ивана Сергеевича читают меньше всех.

Только русские

– Когда в Баден-Бадене образовалось Тургеневское общество?

– В 1992 году. Повод был такой: напротив отеля Brenners в Баден-Бадене стоял маленький деревянный дом. Говорили, что в нём когда-то работал Тургенев. Отель хотел строить большой комплекс и снести этот деревянный дом. Все, кто интересовался историей города, собрались там. Кажется, я была единственной, кто знал о Тургеневе. Меня сразу выбрали президентом общества имени Тургенева, мы хотели сохранить этот дом, но не успели. А потом я узнала, что Тургенев в этом доме никогда не работал.

Сначала в общество вступили 20–30 баденцев. Здесь очень много людей, которые интересуются историей своего города, в том числе русской историей. И они вошли в Тургеневское общество.

Первой нашей задачей было познакомить жителей города с русской историей Баден-Бадена. До того момента никто здесь не читал романы Тургенева, не знал, что в городе были Достоевский и Лев Толстой. Я проводила много экскурсий на немецком языке по теме «Русский Баден-Баден». Для нас очень важно, чтобы интеллектуалы в России знали: мы изучаем русскую историю Баден-Бадена. Здесь не было французских, английских, американских писателей, только русские.

– Сколько человек состоит в Тургеневском обществе сейчас?

– Более ста человек. Годовой взнос составляет 50 евро. Член общества получает доступ на все наши мероприятия. Например, мы всегда встречаем Старый новый год. Русская музыка, шампанское…

«Метрополь» для студентки

– А как вы относитесь к такому мнению: русское искусство за границей имеет больший вес, чем в самой России, где люди уже мало читают классику?

– Я такого сказать не могу, потому что все русские, которых я знаю, читают классику. Они занимаются тем же, чем и я. Например, московским музеем Тургенева на Остоженке, библиотекой Тургенева.

– А к тезису о том, что русская культура – это, в первую очередь, православная культура, у вас какое отношение?

– Это нам интересно, но мы так это не воспринимаем. Иван Сергеевич Тургенев посещал здесь церковь, но был атеистом, как говорят.

– Вы вспомнили, что впервые побывали в России ещё во времена СССР. А видите ли вы разницу между советскими людьми, которых вы встречали тогда, и русскими сегодня?

– Мне было интересно, что меня, немку, которая говорила по-русски, всегда воспринимали как гражданку ГДР. А я говорила: нет, могла показать свой паспорт ФРГ. И все интересовались: почему я говорю по-русски?

– Предполагали, что вы разведчица?

– Есть такое выражение в немецком языке: у человека голубые глаза, то есть он верит всему, что ему говорят, наивный человек. Я такая, и потому ничего страшного со мной никогда не случалось. Во времена Советского Союза я была в Москве студенткой и жила в гостинице «Метрополь», потому что для западных туристов всегда предлагалось самое лучшее. И я думала: какие гостиницы в СССР! Всегда были как минимум два человека, которые спрашивали, не нужно ли чего-нибудь, чем они могут помочь. Конечно, в Германии такого внимания мне никто не оказывал. Теперь я понимаю, что это потому, что я с Запада, но тогда я думала: какие красивые и хорошие люди здесь!

– Сейчас вам это кажется лицемерием или формой гостеприимства?

– Я думаю, что это очень весело, потому что я никогда не была важным человеком. Я просто интересовалась русской литературой, и ничего интересного у меня никто во времена СССР узнать не мог. Они это тоже поняли, видимо. Даже решили, что я немного глупая, поэтому у меня все было хорошо.

Самая большая моя студенческая мечта была учиться полгода или год в МГУ. Это была мечта для всех славистов, но для Западной Германии в МГУ было пять мест в год. Когда я вижу МГУ сегодня, думаю: здравствуйте, я здесь, хотя и не училась у вас.

Стопроцентный европеец

– Почему вы все же выбрали Тургенева?

– Когда в конце 80-х – начале 90-х открыли границы, здесь начали появляться первые русские гости. Я проводила для них экскурсии по городу и писала книжку, которая вышла в 1997 году. И тогда я узнала, сколь важен для Баден-Бадена был именно Тургенев. Он не был гостем, как Лев Толстой, Гончаров или Достоевский, которые заезжали сюда на несколько дней или недель. Тургенев жил в нашем городе, очень любил его и прекрасно говорил по-немецки. И все очень уважали его. Вы знаете, что на Западе Тургенева уважают, может быть, намного больше, чем в России. Факт, что в доме Тургенева был международный культурный центр, а сам Иван Сергеевич был очень хорошо воспитанным человеком. Он любил Европу и был европейцем. Когда вы едете к нам, вы говорите, что едете в Европу. А нас в университете учили, что Европа простирается до Урала. И я в шутку говорю, когда еду в Москву, что я езжу в Европу, но ведь это правда. Хоть и другая Европа, но все же Европа. И для меня стопроцентный европеец именно Иван Сергеевич Тургенев.

– Есть версия, что Тургенев помимо хорошего времяпровождения в Бадене, общения с Полиной Виардо и так далее выполнял особые, разведывательные функции. Вы разделяете эту гипотезу?

– Я такого себе не могу представить, хотя слышала эту версию несколько раз. Как я понимаю Тургенева, это невозможно. У него был очень мягкий характер. Тургенев – разведчик? Нет.

– А что, на ваш взгляд, его здесь, в Бадене, больше всего держало? Курорт, Полина Виардо…

– Только Полина. Когда говорят: плохо, что Тургенев так мало жил в России и так много времени проводил в Европе, надо понимать, что тому не было политических причин. Только Полина, исключительно она.

– Как вы с позиций традиционной нравственности оцениваете этот «треугольник» Тургенева с Полиной Виардо и её супругом?

– Для нас это не так ужасно. Когда я показываю русским памятник Тургеневу в Баден-Бадене и говорю, что они жили втроем, многие реагируют именно так: ужас. Но во-первых, это XIX век. Тогда это было почти нормально. Я думаю, никто из знавших Тургенева и госпожу Виардо не думал, что это страшно. Господин Виардо и Тургенев были очень хорошими друзьями, они работали вместе. Я должна признаться, что не сильно люблю госпожу Виардо. Думаю, что она была очень капризная женщина. Мои предки в Баден-Бадене также уважали господина Тургенева, но госпожу Виардо не любили. У нее был очень сильный характер, а двое мужчин – мой любимый Тургенев и господин Виардо – были мягкими.

– То есть они дополняли друг друга?

– Да, они охотились вместе, переводили, оба любили госпожу Виардо, но это было совсем мирное дело. Тургенев был членом этой семьи. Какую роль он действительно играл в этой семье? Об этом можно писать книгу.

– Ваши предки знали Тургенева, а вы потомственная баден-баденка, верно?

– Я говорю о предках в переносном смысле. Это люди, которые тогда жили здесь. Я думаю, они уважали Тургенева за то, что он не был таким русским, как Достоевский или Лев Толстой, которые играли в казино. Тогда люди много говорили о тех, кто играл в казино, но Тургенев был совсем другим человеком.

– Помногу не проигрывал?

– Он вообще не играл, ненавидел казино. Если бы не было госпожи Виардо, он не стал бы жить в Баден-Бадене, только из-за нее он приехал сюда. Сегодня немецкие газеты постоянно пишут о богатых русских. Они уже не играют в нашем казино, но все же покупают дома, квартиры, как русские в XIX веке. И газеты связывают этих русских исключительно с деньгами. Тургенев к таким людям не принадлежал. Он, конечно, был богат, но когда достроил свою виллу, решил её продать. И кто её купил? Господин Виардо.

– Я слышал, что Тургеневу не хватило денег на мебель…

– Да. Но это ещё раз показывает, что Тургенев, Полина и господин Виардо были одним семейством, деньги были общими.

Обиды Тургенева

– А почему нынешние русские не играют в казино Бадена, что изменилось в характере?

– Я думаю, они в Баден-Бадене ищут другое. Они хотят отдыхать. В нашем городе больше всего сегодня ценятся тишина, низкая преступность. Русские миллионеры могут гулять без охраны, для них это важно. Во всех гостиницах есть центры здоровья и красоты. Именно это многим русским важнее всего здесь – спокойно отдыхать и думать о здоровье.

– Какие любимые истории о Тургеневе, связанные с Баден-Баденом, у вас есть? Какие-то наиболее яркие сцены, которые демонстрировали его здесь как человека.

– Очень большую роль в жизни Тургенева играла его собака. Все баден-баденцы знали эту собаку, она была очень свободная, могла гулять там, где хотела. Но если она не могла найти дорогу домой, горожане говорили: это собака Тургенева, покажем ей дорогу.

Когда Тургенев писал роман «Дым», он показал много плохого в русских, в том числе в тех, которые жили здесь и играли большую роль в политике. И чего я никогда не понимала: он удивился, что реакция на роман была очень негативной. Все русские перестали приглашать его, например, на охоту. И он этого не понял.

– Но он высмеял русских людей, которые здесь живут. Это естественно, что они перестали его приглашать.

– Да, они узнали себя, но Тургенева это удивило. Может быть, то, что его перестали приглашать князь Меньшиков или князь Гагарин, для Тургенева было не так страшно. Но то, что все русские перестали приглашать на охоту, для Тургенева было страшно. Он очень любил охоту, ходил на кабана.

– А какими были отношения внутри писательского сообщества здесь? Они же встречались здесь, Тургенев с Достоевским, например.

– Они встречались, но вы знаете, что Достоевский посоветовал Тургеневу купить телескоп, чтобы лучше видеть, что происходит в России. И после этой встречи они десять лет не говорили друг с другом.

Я знаю, что Тургенев встретился здесь с Гончаровым. И все писатели были очень недовольны этим романом. Тургенева это удивляло. Я не понимаю, почему.

– Писатель часто думает, что создает какой-то автономный мир в своем произведении. Есть такая черта русской литературы: мое творчество – это моя сфера. И она не может затрагивать людей, которые находятся в реальной жизни, потому что творчество – это одно, а реальная жизнь – совсем другое. Возможно, у него была примерно такая логика?

– В культурном центре, который был в доме Тургенева, в какой-то момент не было русских. Приходили французы, англичане, но не русские…

– А чем занимался этот культурный центр?

- В этом доме госпожа Виардо создавала оперетты, и Тургенев писал к ним либретто. Семья Виардо исполняла эти оперетты, Тургенев тоже играл там роль. Все люди, которые занимались культурой, кроме русских, бывали в гостях в доме Тургенева. Были люди, которые высоко оценивали эти оперетты, но мне они кажутся чуть смешными.

Свой и чужой русский язык

– Вы сейчас видите какую-то корреляцию между персонажами русской литературы и русским людьми, которых встречаете сегодня? Вы допускаете, что люди из романа могут быть на улице?

– Да. Когда мы были студентами, мы группировали людей как персонажей романов. Но в основном из девятнадцатого века, хотя мы изучали и советскую литературу, и она нам тоже показалась очень интересной.

– Я тоже люблю это выражение «литературный человек», который несет на себе печать характера литературного персонажа…

– Многие мои знакомые говорят, что я не совсем немка, а русская. Хотя я никогда не жила долгое время в России, была в гостях максимум десять дней.

– Интересно, а вы в своих изучениях русской литературы остались на уровне классики или за современными тенденциями тоже стараетесь следить?

– Совсем нет. Русская литература так широка, даже один век – это уже так много, что я даже не успею все прочитать. Но это только одна часть. Я считаю, что это не моя задача – понять современную русскую литературу. Я не в состоянии её понять, потому что я уже не молода. Если бы мне было тридцать или сорок лет, я читала бы всех ваших современных писателей. Но сейчас это не мой язык, очень чужой. Для меня Россия – это такой идеал, я строю себе свою Россию. Современная литература в этом смысле очень чужая, я её не понимаю.

– А где вы учились русскому языку?

– Во Фрайбургском университете. Когда в начале 90-х годов здесь, в Баден-Бадене появились первые русские группы, мой муж говорил: кажется, твоя очередь. Во времена Советского Союза у меня с моим знанием русского языка в Германии было очень мало возможностей. И мой муж говорил: когда откроются границы и здесь будут русские гости, ты будешь показывать им город и рассказывать.

У меня было две задачи, одна из них – писать книгу о русской истории Баден-Бадена. Я узнала, что здесь издавалась маленькая газета, где упомянут каждый гость, который был в городе в XIX веке, где он жил и сколько времени здесь провел. Я обнаружила, что все русские, о которых я знала, были в Баден-Бадене в позапрошлом веке. Политики, историки, дворяне, императоры… И писатели, конечно.

Другая моя задача была – показать город русским гостям. Когда у меня была первая русская группа, я страшно боялась. У меня не было практики говорить по-русски.

– Русские не преподавали язык в университете?

– Нет. И я попросила своего мужа пойти со мной на случай, если я упаду в обморок. Но все было очень хорошо. Один русский спросил меня: кто тот мужчина, который всю экскурсию стоял рядом с вами? Я ответила: мой муж. Они очень смеялись и сказали: отправьте его домой, мы неопасные люди.

Мне понадобилось два года, чтобы быть в состоянии свободно говорить по-русски. Это был момент, когда я смогла думать по-русски.

– Вы думаете по-русски?

– Сейчас да. Но тогда я постоянно переводила. Это было трудно. Сейчас я больше думаю по-русски, даже когда говорю по-немецки. Это ведь содержание моей жизни.