Религии в России читать ~23 мин.

Россия – это название, обычно применяемое к последовательным геополитическим образованиям – Киевской Руси, которая была ранним государством восточных славян; княжеству, а затем царству Московии; Российской империи; Советскому Союзу; и в настоящее время Российской Федерации.

Современная территория России (более 17 млн км²) простирается в Восточной Европе и Северной Азии (или Евразии). Она граничит с 14 другими странами с различными культурными и религиозными традициями, включая восточную православную, римско-католическую, протестантскую, мусульманскую, конфуцианскую и буддистскую.

Население страны (около 147 миллионов человек, по данным переписи 2022 года) включает около 100 различных этнических групп. Этнические русские составляют около 80% населения страны, и русский язык является её официальным языком. Восточное (русское) православие долгое время было доминирующей религиозной традицией в России, хотя все мировые религии сосуществовали в стране – христианство во всех его основных формах, ислам (как суннитский, так и шиитский), иудаизм и буддизм.

Согласно археологическим и антропологическим исследованиям, среди неолитических земледельческих и охотничьих общин Северной Евразии существовали различные домонотеистические верования и практики. Более конкретно, хотя доисторическая религия восточных славян (славянское язычество) остаётся недостаточно изученной, существует множество свидетельств развитой природы и культа предков среди них задолго до возникновения около девятого века нашей эры их самого раннего государства, которое современные историки называют Киевской Русью.

С принятием христианства («крещением Руси») великим князем Владимиром в 988 году Киевская Русь стала частью христианского мира, хотя остатки прежних верований и обычаев ещё долго сохранялись наряду с новой верой во многих частях России.

С самого начала своего существования Русская православная церковь была связана с византийским (восточным) христианством. Таким образом, она унаследовала богатую и развитую религиозную культуру, в которой особое внимание уделялось эстетическим и ритуальным аспектам веры и сохранению традиций, а не рефлексивному богословию.

Византийское христианство развивало идею симфонии, то есть симбиотических отношений между светской и церковной властью. В отличие от своих западных собратьев, восточные церкви не имели центральной церковной власти; они были автономны (автокефальны) и сопредельны с каждой страной.

Первоначально, начиная с X века, восточнославянские земли находились под юрисдикцией киевских митрополитов, назначаемых Вселенским патриархатом в Константинополе. Впоследствии, в 1299 году, резиденция митрополита переместилась в северное княжество Владимирское, а в 1325 году – в Москву, в связи с возвышением этих городов как центров политической власти. В 1589 году Русская православная церковь добилась формальной независимости от Константинополя. Она основала Московский патриархат, который просуществовал до 1721 года, когда Петр Великий упразднил его и заменил Святейшим Синодом.

В первой половине XIII века Киевская Русь была успешно захвачена монгольскими племенами с востока, а западные крестоносцы Тевтонского ордена вместе со шведской армией пытались захватить северные города-государства Новгород и Псков. Следующие два столетия часто называют «татаро-монгольским игом». В это время восточное православие стало основой общей идентичности среди разобщённого и политически порабощённого славянского населения, отличая его от Золотой Орды (русское название монгольского протогосударства), принявшей ислам в начале 14 века, и от римско-католических земель на западных границах.

На протяжении XIV и XVI веков правители Великого княжества Московского обращались к давней православной традиции, используя религиозный авторитет и символическую силу церкви для русской Реконкисты: консолидации восточнославянских земель, их освобождения от Золотой Орды и присоединения ханств, возникших после её раздробления. Историческое совпадение падения Византийской империи (1453 год) с возвышением Великого княжества Московского породило концепцию Третьего Рима (впервые сформулированную псковским игуменом Филофеем в начале XVI века).

Эта идеологическая конструкция побуждала московских правителей считать себя законными наследниками Римской и Византийской империй. Расширяющееся государство считало себя призванным утвердить истинную православную веру среди колонизированного населения. С конца XV века понятия «Россия», «русское государство» и «русское православие» становились все более синонимичными.

Однако в середине 1600-х годов единство внутри церкви, а также единство между церковной властью и самодержавием было прервано крупным расколом и конфликтом. Патриарх Никон (1605-1681) провёл амбициозную реформу, которая попыталась создать единообразие в русских богослужебных книгах и обрядах, приведя их в соответствие с греческими (византийскими) канонами. Непредвиденным последствием реформы стал крупный раскол (раскол) в церкви и возникновение старообрядческой традиции в восточном православии.

Вскоре после этого Никон бросил вызов монархической власти, требуя, чтобы она подчинилась церковной власти. Это привело к падению Никона, а торжествующий царь Алексей Михайлович (1645-1672) сделал важный шаг к установлению политического подчинения церкви царскому самодержавию и усилению её важнейшей роли легитимации этого самодержавия.

Религиозная история России отражает характерные особенности модернизации страны, обычно вводимой «сверху» и вызывающей опасения и тревогу по поводу возможной эрозии православного идеологического фундамента самодержавия. Модернизационные и вестернизационные реформы Петра I включали изменение церковной власти в соответствии с протестантскими европейскими образцами. В 1711 году Святейший Синод, управляемый светскими чиновниками, заменил Московскую патриархию в управлении церковными делами. Царь (принявший в 1721 году титул императора) стал «главой Церкви и защитником веры», духовенство стало государственным чиновником, а над жизнью общин и приходов был установлен тщательный государственный контроль.

Синодальный период, продолжавшийся до Февральской революции 1917 года, имел неоднозначные последствия для церкви и, в целом, для отношений между религией и обществом. С одной стороны, Святейший Синод был частью государственного аппарата и как таковой был обязан сотрудничать с полицией в таких вопросах, как «подрывная деятельность», цензура, прелюбодеяние и развод. С другой стороны, церковь была полностью защищена государством от конкуренции с другими конфессиями и имела монополию на прозелитизм. Более того, в XIX веке, когда идеологическим основам самодержавия все больше угрожали либеральные идеологии, революционные движения и растущее самосознание и требования гражданских прав среди этнических меньшинств, государство предложило «неразрывное единство православия, самодержавия и народа». Этот идеал единства был впервые сформулирован в 1832 году министром просвещения графом Уваровым.

Территориальное расширение Российской империи, как она официально называлась с 1721 по февраль 1917 года, привело к включению в её состав различных этноконфессиональных групп.

Перепись 1897 года, первая и единственная до 1917 года, показала, что 87 миллионов из 125 миллионов, или 70% населения, были русскими православными, включая преимущественно этнических русских, большинство украинцев и белорусов, а также многие другие более мелкие этнические группы. Ислам представлял собой наиболее значительное в численном отношении религиозное меньшинство, составляя, согласно переписи, почти 14 миллионов человек (11%). Однако, эта цифра включала мусульман Центральной Азии и Южного Кавказа (Азербайджан), которые не являются частью постсоветской Российской Федерации, где значительные этнические группы мусульман находятся в основном в районах Средней Волги и Северного Кавказа. Кроме того, ислам в России не представлял собой единого целого, а состоял из множества различных этнолингвистических групп, а также внутренних разделений (как суннитов, так и шиитов).

После разделов Польши в конце 18-го и 19-го веков римский католицизм стал третьей по величине религией в империи (около 11,5 миллионов, или 9% населения, согласно переписи 1897 года), включая большинство поляков, литовцев и значительную часть немцев и латышей. Включение Польши также объясняет тот факт, что в течение более чем столетия в Российской империи проживало самое большое еврейское население в мире (6 миллионов, или 5% в 1897 году), в основном сосредоточенное в западных губерниях (Польша, Украина и Белоруссия). Кроме того, было значительное количество протестантов (около 4 миллионов в 1897 году, в основном в Финляндском княжестве и Балтийских губерниях, включая также немецких меннонитов, но исключая русских протестантов-сектантов); армянских апостолов (более миллиона); буддистов (более 430 000, в основном в Южной Сибири и калмыков на Северном Кавказе); и шаманистов в Сибири и в Среднем Поволжье.

В глазах многих, если не большинства, россиян территориальная экспансия означала расширение как православной территории России, так и православного государства. Таким образом, Россия стала восприниматься как огромная сплошная православная империя с некоторыми анклавами этнорелигиозных меньшинств. Религиозная идентичность России имела важнейшее политическое значение, поэтому религиозное несогласие среди этнических русских было очень чувствительным политическим вопросом.

До конца XVIII века предпринимались значительные усилия по обращению колониального нехристианского населения в русскую православную веру, что иногда сопровождалось принуждением и насилием. Однако практический интерес государства заключался в экономической отдаче и социальной стабильности, что, в общем и целом, делало сохранение религиозного статус-кво более желательным, чем миссионерское рвение. Продолжая агрессивные усилия по обращению мусульман на вновь присоединённых территориях, Петр Великий (1682-1725) гарантировал религиозную терпимость иностранцам, готовым содействовать его реформаторским усилиям. В духе «просвещённого абсолютизма» Екатерина Великая (1762-1796) предпочитала более изощрённые методы миссионерской работы и государственного контроля над неправославными меньшинствами, введя, среди прочего, полуавтономные религиозные органы для мусульман в европейской части страны. В отношении протестантов попыток обращения в христианство практически не предпринималось. Однако, хотя они принадлежали к самым разным группам, в 1832 году все они, за исключением тех, кто проживал в губерниях Польши и Финляндии, были переданы под юрисдикцию лютеранской церкви Санкт-Петербурга.

В отношении двух этноконфессиональных групп проводилась особая политика. В отношении еврейского населения предпочтительной политикой была сепарация, хотя иногда она сочеталась с попытками ассимиляции и обращения в православие. Екатерина Великая, «просвещённая императрица», все ещё рассматривала евреев как потенциальную угрозу для империи. Она ввела правила расселения – выделила область вдоль западных границ России, за пределами которой евреям не разрешалось селиться.

В целом, попытки принуждения к обращению неправославных жителей никогда не исчезали полностью, а временами возникали вновь, особенно в отношении тех, кто считался «православным по природе», например, униатов – славянского населения Западной Украины и Белоруссии, сохранившего восточные православные верования и практики, но принявшего папскую власть Рима.

Несмотря на то, что православные держались за землю, на протяжении веков в стране появлялись и сосуществовали различные альтернативные религии. Заметным источником религиозного разнообразия в России были раскольничьи движения, наиболее значительным из которых было старообрядчество. В XVII и XVIII веках в России развивались сектантские традиции Веры Христовой (или верующих во Христа; по-русски – христовщина) и Духовного христианства (Духовное христианство). Эти традиции породили такие русские христианские секты, как флагелланты (хлысты), кастраты (скопцы), духоборы (борцы за дух), молоканы и субботники (соблюдающие субботу). Учения и практика этих сект предполагают определённую близость с западным протестантизмом и некоторыми аспектами иудаизма, или, возможно, более прямое влияние этих религий.

Масонство стало популярным среди российских дворян в конце XVIII века и достигло особой известности в первые два десятилетия XX века; почти все члены Временного правительства (февраль-октябрь 1917 года) были масонами. В разное время немецкий пиетизм и спиритизм находили значительное распространение среди русских дворян и интеллигенции. Елена П. Блаватская (1831-1891), одна из основателей Теософского общества, и Жорж Гурджиев, чья деятельность продолжается через Фонд Гурджиева, были выходцами из России, хотя в основном они развивали свои учения за пределами страны. Конец XIX века был отмечен активным и часто успешным прозелитизмом западных миссионеров из таких групп, как баптисты, пятидесятники, свидетели Иеговы и церковь адвентистов седьмого дня.

Многие новаторские философские размышления о религии происходили вне формальных структур церкви. В частности, с середины XIX века такие писатели, как Лев Толстой и Федор Достоевский, и такие философы, как Владимир Соловьёв и Николай Бердяев, создали интеллектуальные и гражданские арены для религиозных размышлений и дебатов о политике, обществе и моральных проблемах.

Учитывая значимость русской православной идентичности для империи, неудивительно, что до начала XX века это огромное разнообразие широко управлялось в строго контролируемой манере. Тем не менее, в отношении основных религиозных меньшинств были сделаны некоторые важные поблажки, а некоторым группам из прагматических соображений иногда предоставлялись привилегии. Так, немецким лютеранам и голландским кальвинистам были предложены гарантии свободного исповедания их веры (при условии отказа от прозелитизма); меннонитам Екатерина Великая предоставила религиозную свободу в обмен на их готовность возделывать обширные пустоши в южной европейской части империи.

Религиозная принадлежность определяла основные правовые категории и гражданские права, с главным разделением на тех, кто принадлежал к Русской православной церкви (православные) и людей «чужой веры» (иноверцы). До 1905 года прозелитизм среди этнических русских, а также их добровольный переход в чужую веру карались как уголовные преступления. Существовали и превентивные меры, например, запрет на проведение лютеранских богослужений на русском языке.

Религиозные меньшинства были разделены на три категории:
❶ «признанные и терпимые», то есть этнические религиозные группы, которые могли свободно исповедовать свою религию, но не прозелитизм;
❷ «терпимые и непризнанные», то есть основные секты, которым разрешалось исповедовать свою религию с некоторыми ограничениями гражданских прав; и 
❸ «терпимые и преследуемые», то есть те, кто представлял особую опасность для государства и подвергался административной ссылке и жёстким ограничениям гражданских прав.

После введения территориальных ограничений для еврейского населения, политика царизма колебалась между относительной терпимостью и жёсткими репрессиями. Как следствие, постановления о поселении либо непоследовательно соблюдались, либо подкреплялись другими крайне ограничительными законами, в частности, при царе Александре III. Такие законы, как «Майские законы» (1882) и Указ о высылке (1886), вводили ограничения и запреты на поселение, профессии, экономическую деятельность и образование. Кроме того, правительство как минимум потворствовало распространённому антисемитизму («евреи – христоубийцы»), наиболее жестоким выражением которого стали погромы, в частности, в 1880-х и 1900-х годах.

Общая ситуация со свободой вероисповедания начала меняться в начале XX века с принятием царём Николаем II Эдикта о веротерпимости на фоне народного восстания 1905 года. Это дало определённые религиозные и гражданские права религиозным меньшинствам и узаконило свободу индивидуального религиозного выбора. Однако к тому времени симбиоз государства и церкви уже породил свой контробраз: российский воинствующий секуляризм и атеизм.

В советский период навязывание секуляризма и атеизма коммунистическим государством на протяжении семи десятилетий было уникальным историческим опытом. Эта политика частично вытекала из марксистской концепции, согласно которой религия была «метафизическим видением» классово разделённых и угнетающих обществ, и что коммунистическая модернизация приведёт к увяданию религии и замене её материалистическим научным мировоззрением.

Однако на самом деле коммунистическая политика была гораздо сложнее и включала попытки как искоренить религию, так и манипулировать ею в политических целях. Непосредственно перед и после революции общая антирелигиозная позиция преуменьшалась, большевистское правительство искало союзников среди религиозных меньшинств, духовенства низшего звена и простых верующих (поскольку они были угнетены в царской России) против иерархии официальной церкви (как главного сторонника угнетателя).

Конституция Советской Федеративной Социалистической Республики 1918 года предусматривала отделение церкви от государства и системы образования от церкви; она также гарантировала религиозную свободу, включая право как на религиозные, так и на антирелигиозные собрания и пропаганду. Рядовые православные верующие могли продолжать богослужения и объединения, но институциональная структура церкви была значительно подорвана конфискацией имущества, хотя духовенство по-прежнему могло использовать церковные здания. Формально церкви было разрешено заниматься миссионерской деятельностью, но она больше не могла конкурировать с яростными антирелигиозными кампаниями, проводимыми Коммунистической партией и поддерживаемыми правительством.

Однако к концу 1920-х годов большевики создали всеобъемлющую машину для пропаганды атеизма (например, отдел пропаганды и агитации в Коммунистической партии, Лига молодых коммунистов и Лига воинствующих безбожников) и начали тотальную войну с религией, в том числе с религиозными меньшинствами. Эта война была направлена на институциональное уничтожение православной церкви и других религий и включала массовое закрытие церквей, мечетей и других культовых сооружений, репрессии против священнослужителей, религиозных работников и активистов. Закон «О религиозных объединениях» 1929 года ввёл жёсткие ограничения и государственный контроль над религиозной деятельностью и насильственно перевёл религию в частную сферу.

В то же время коммунистическое правительство стремилось социализировать и ресоциализировать поколения советских людей в атеизм как часть «политической религии», то есть набора предписанных коммунистами идей, ценностей, символов и ритуалов, призванных объединить людей и обеспечить основу для их поведения. Однако с течением времени советский режим стремился к определённому сближению с религиозными институтами и верующими; например, во время Великой Отечественной войны (Второй мировой войны) была восстановлена Московская патриархия вместе с некоторыми церквями и монастырями.

Тем не менее, вплоть до конца советского режима временные оттепели сменялись антирелигиозными кампаниями, часто инициированными теми же лидерами. Даже в конце 1980-х годов, непосредственно перед крахом советской системы, коммунистическое руководство по-прежнему официально считало атеистическую пропаганду одним из своих приоритетов.

В течение семи десятилетий коммунистической модернизации оставались некоторые ограниченные каналы передачи религиозной культуры. Несмотря на серьёзные ограничения и подрывную деятельность, православная церковь и другие религиозные институты продолжали работать. В определённые периоды они использовались в пропагандистских целях как внутри страны (для поднятия патриотических чувств), так и, главным образом, вовне (для демонстрации советских достижений в обеспечении прав и свобод человека).

В поисках исторической преемственности и нравственных примеров советские педагоги все чаще обращались к дореволюционной высокой культуре, в частности, к русской классической литературе с её богатством религиозных тем, образов и символов. Некоторые элементы религиозной культуры сохранялись в эмигрантских кругах, а внутри России они были доступны в очень ограниченном объёме. Наконец, поколение людей, воспитанных до официального наступления на религию, продолжало оказывать определённое влияние на советское общество.

Вопросы распространённости, динамики и форм религиозных верований и практик в различные периоды «строительства коммунизма» и среди различных слоёв населения требуют дальнейшего изучения. Тем не менее, есть много свидетельств того, что, несмотря на значительное ослабление институциональных форм религии, значительная часть населения продолжала считать себя религиозной даже после жестоких антирелигиозных кампаний 1918-1937 годов.

Так, согласно переписи населения 1937 года, результаты которой оставались неопубликованными до 1989 года, около 56,7% ответивших заявили о своей религиозности – в то время, когда сталинские репрессии достигли наивысшего уровня. Кроме того, некоторые группы продолжали активно исповедовать свою веру, несмотря на попытки правительства подавить их и часто рискуя потерять свободу; наиболее ярким примером этого была группа «Инициативники», возникшая среди российских евангельских христиан в конце 1950-х годов.

Углубление кризиса советской системы, начиная с 1970-х годов, сопровождалось ростом интереса к религии, в том числе к связям между этничностью и религией, а также между религией и государственностью. Среди прочего, этот интерес проявился в деятельности Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК), которое во многих случаях было кодовым названием для попыток сохранить и восстановить русские православные церкви. Это также выразилось в растущей значимости религиозных тем в кино, изобразительном искусстве и литературе. В то же время альтернативное религиозное мышление становилось все более популярным в городских центрах.

Начиная с 1970-х годов, появился целый ряд полуподпольных и подпольных групп, деятельность и учения, к которым относились с неохотой, например, Агни-Йога, практикуемая последователями Елены Рерих (1879-1955) и Николая Рериха (1874-1947); возрождённый интерес к идеям Николая Федорова (1827-1903) о бессмертии; первые последователи Харе Кришна.

Общенациональное празднование тысячелетия русского православия в 1988 году символизировало начало разворота в официальной политике в отношении религии. Непосредственно перед распадом Советского Союза в декабре 1991 года Верховный Совет (парламент) СССР принял Закон «О свободе вероисповеданий» 1990 года, который впервые в истории России рассматривал религиозную свободу как «неотъемлемое право российских граждан» и распространял эти права на всех проживающих в России. Закон содержал сильные положения, призванные предотвратить вмешательство государственных органов в дела религии и гарантировать юридическое равенство всех конфессий.

1990-е годы характеризовались усилением общественной значимости религии, что проявилось в её широком освещении в СМИ, вовлечении в политику и повсеместной демонстрации религиозных символов, в частности, связанных с Русской православной церковью по всей стране и с исламом в регионах с преимущественно мусульманским населением (Татарстан в Поволжье, Дагестан и Чечня на Северном Кавказе). Как это повышение визуальной значимости религии связано с изменениями в религиозной принадлежности и индивидуальной религиозности, оценить гораздо сложнее, поскольку опросы дают разные результаты в зависимости от концептуализации принадлежности и религиозности и используемой методологии. Однако, несомненно, произошли значительные изменения в количестве религиозных общин, как зарегистрированных, так и незарегистрированных. Число зарегистрированных религиозных объединений выросло с примерно 3 900 в 1991 году до 21 000 в 2008 году. Также произошли значительные изменения в составе российского религиозного ландшафта. В 1991 году среди официально зарегистрированных объединений 78% составляли православные, 10% – мусульмане и 3% – протестанты. В 2008 году эти показатели составляли 51%, 16,5% и 21% соответственно.

Большинство опросов, основанных на самоотчетах, показывают, что с 1991 года число тех, кто заявляет о своей религиозности, значительно возросло – с примерно 40% до примерно 70% в 2000-2008 годах. До 70% респондентов, или около 90% всех этнических русских, считают себя православными, за ними следуют те, кто заявляет о своей принадлежности к исламу – от 4% в 1991 году до 8-15% в различных опросах, в зависимости от используемой методологии. Однако случаи активного участия в религиозных группах и религиозной практики остаются низкими, например, от 2 до 7% номинально русских православных еженедельно посещают религиозные службы.

За некоторыми региональными исключениями, показатели по другим основным религиям довольно схожи или даже ниже (в частности, по иудаизму). В некоторых статистических отчётах, однако, цифры религиозной принадлежности основаны на этнических критериях, согласно которым, например, все русские считаются православными, а все татары – мусульманами, что приводит к очень высоким цифрам религиозной принадлежности. Такой подход вызывает ряд методологических возражений (например, существует значительное число неправославных этнических русских; не менее 100 000 татар являются русскими православными и т.д.). Однако она также отражает этнорелигиозную политику в современной России, в частности, претензии её исторических религий на представление основных аспектов этничности и национальности.

С 1991 года этноконфессиональная структура российского общества резко меняется, в основном вслед за социально-демографическими и культурными изменениями. Так, иммиграция этнических мусульман из других частей бывшего Советского Союза в сочетании с внутренней миграцией привела к увеличению присутствия ислама в России. С другой стороны, с 1989 по 2008 год еврейское население сократилось более чем на 50% (с примерно 500 000 до 225 000 человек), в основном в результате эмиграции и этнической ассимиляции.

Аналогичные процессы происходили и среди этнических немцев, что привело к сокращению численности лютеран и меннонитов. Среди некоторых этнических меньшинств, таких как мордвины и марийцы в Среднем Поволжье, якуты в Сибири и адыги на Северном Кавказе, растёт интерес к дохристианским этнорелигиозным корням. Интерес к шаманизму растёт среди бурят и тувинцев. В то же время, больший акцент на индивидуальном религиозном выборе и чрезвычайно возросшая доступность духовных альтернатив привели к росту числа тех, кто отказывается от своих этнических верований.

Мы можем выделить три основные тенденции, которые возникли одновременно и определили особый сценарий религиозной жизни в посткоммунистической России. Во-первых, это заметное возрождение Русской православной церкви и её растущая роль в российском обществе и политике. Во-вторых, религии этнических меньшинств, такие как ислам, иудаизм и буддизм, вновь стали важными аспектами идентичности входящих в них этнических групп, а их служители стали претендовать на то, чтобы представлять эти группы в российском обществе и политике. Наконец, растущее разнообразие было вызвано различными новыми религиозными явлениями. К ним относятся более устоявшиеся группы из-за рубежа, в основном протестантские и, в частности, пятидесятнические, а также те, которые обычно определяются как новые религиозные движения. Кроме того, стали заметны некоторые российские коренные группы, такие как Центр Божьей Матери, Великое Белое Братство и Церковь Последнего Завета (движение Виссариона).

Это растущее разнообразие затрагивает один из самых деликатных вопросов переходного периода. С одной стороны, в посткоммунистическом обществе, таком как Россия, религия часто рассматривается как наиболее значимый маркер национальной и этнической идентичности, даже как реверс к понятию 1917 года о Русской Православной Земле, и поэтому новые и, косвенно, «иностранные» религии получают меньше легитимности. С другой стороны, концепция гражданской нации, с сопутствующим признанием права свободно выбирать и исповедовать религию, закреплена в Конституции Российской Федерации 1993 года и разделяется значительной частью российского общества.

Возникшая напряжённость нашла отражение в принятии нового Закона о свободе совести и религиозных объединениях 1997 года. Формально признавая основные религиозные свободы и равенство всех религий, преамбула закона подчёркивала историческую роль российских традиционных религий, связанных с основными этническими группами (христианство, ислам, иудаизм и буддизм), и, в частности, роль российского православия.

В то же время Закон различал религиозные организации, пользующиеся всеми правами юридического лица, и религиозные группы, которые могут свободно исповедовать свою веру, но институционально сильно ограничены (не могут владеть собственностью, иметь учебные заведения, издавать литературу и т.д.). Для получения статуса религиозной организации объединение должно предоставить доказательства своего легального существования на территории Российской Федерации в течение 15 лет до подачи заявления о регистрации. Учитывая, что большинство новых религиозных объединений, в частности, зарубежных, вряд ли смогли бы легально существовать в Советском Союзе, закон накладывает серьёзные ограничения на их деятельность и развитие.

До сих пор закон 1997 года имел смешанные последствия. Хотя большинство религиозных объединений, включая малочисленные, были зарегистрированы в соответствии с законом, некоторым было отказано в регистрации, а другие, такие как Армия Спасения и Московское отделение Свидетелей Иеговы, были полностью запрещены по решению суда.

В некоторых случаях Конституционный суд России истолковал Закон 1997 года в пользу религий меньшинств и отменил административные решения, которые ранее отказывали им в регистрации. Кроме того, некоторые группы (включая Армию спасения) выиграли дела против России в Европейском суде по правам человека.

В постсоветской ситуации многие, в том числе в государственных структурах, обратились к Русской православной церкви как важному источнику морального авторитета и социальной сплочённости против того, что они воспринимают как социально разрушительные и морально разлагающие силы рыночной экономики, политической нестабильности и геополитических конфликтов. В свою очередь, оставаясь практически не вовлечённой в официальную политику, церковь использует свою значительно возросшую институциональную силу и влияние для усиления своего присутствия в основных институтах, таких как армия и образование. Одним из проявлений этого стало сближение между церковью и государственными структурами, которое было достигнуто благодаря официальным и полуофициальным соглашениям, а также неформальным связям.

С другой стороны, появились политические и идеологические движения, которые продвигают свои версии русского православия в качестве центра националистических программ (например, евразийцы, православная Русь, Великая Россия). В то же время, некоторые новые тенденции в религиях меньшинств также нашли поддержку среди этнонационалистических или транснациональных политических движений, например, новые версии ислама на Северном Кавказе. Наконец, резко возросший политический профиль религии, в частности, Русской православной церкви, вызвал в некоторых кругах беспокойство по поводу светского характера российского общества и правительства.