Эль-Греко и Гойя - слёзы, оковы и муки в тёмных испанских драмах читать ~5 мин.

“Лучшее место, чтобы увидеть испанское искусство в Великобритании”, – говорит Ксавье Брей, директор коллекции Уоллеса в Лондоне, – “это Музей Боуза”. Это замечательное учреждение в замке Барнард, графство Дарем, существует благодаря филантропическим инстинктам его основателей, Джона и Хосефина Боуза. Он был британцем, незаконным сыном третьего графа Стратмора; она была француженкой, которая выступала на Парижской сцене. Они завещали некоторые замечательные картины людям северо-восточной Англии.

В 1862 году их советник по искусству Бенджамин Гоге написал им о Эль Греко и Гойе, сказав: “Я продал несколько картин, написанных этими двумя мастерами. Думаю, вы можете взять одну из них для своей коллекции”. Они сделали это и в результате у Барнардского замка появилось то, что Брей, бывший куратор испанского искусства в Национальной галерее в Лондоне, называет “просто величайшим портретом кисти Гойи в стране”. Проницательно интимный образ друга живописца, поэта, адвоката и тюремного реформатора Хуана Антонио Мелендеса Вальдеса. Там также есть одна из лучших работ, сделанных Эль Греко, «Слёзы Святого Петра». Этот предмет, изображающий святого в агонии самоотрицания после предания Христа, был тем, к чему художник с Крита возвращался несколько раз – существует не менее шести версий. Но данная версия – “самая оригинальная”, говорит Брей.

Теперь, впервые, эти шедевры наряду с небольшим, но изысканным подбором испанских картин, также предоставленных Музеем Боуза, можно увидеть (бесплатно) в коллекции Уоллеса, где они были освобождены от немного перегруженного «салона». Странная церковная атмосфера шоу с его тёмными, капризными стенами и драматическим освещением напоминает о том, что большинство из этих картин были первоначально сделаны для религиозных контекстов и что их приобретение Боузом было косвенно связано с конфискацией имущества в 1836 году из Испанской церкви либеральным правительством Хуана Альвареса Мендизабала.

Картины Эль Греко

Большая часть захваченного искусства вливалась в музеи; некоторые из них, подобно работам, полученным Боузом от вдовы испанского аристократа, оказались в частных руках. Такое подавление монастырей, как указывает Брей, является одним из моментов в истории, когда такие произведения, как «Непорочное зачатие» Хосе Антолинеса (1635-1675), изюминка выставки Уоллеса, перестают быть предметом религиозного почитания и начинают быть искусством. Эти предметы обладают преимущественно эстетической ценностью, а не культовой или ритуальной.

Если эта небольшая выставка представляет собой драму, у неё есть звезда: Эль Греко. Это не возвышенный Пётр, который сидит по правую руку от Бога, перебирая ключи к небу, но человек, который знает, что он сделал что-то совершенно невыразимо ужасное. Капризная композиция с глубокой синевой в горчичных тонах, в которых разрыхленные глаза святого бросились вверх к бурному небу, это, говорит Брей, «почти абстрактный экспрессионист» и отказ от реализма.

Висящий напротив него и в полном контрасте – это Гойя: адвокат-поэт изображён с открытым ртом, как будто собирается говорить, на его щеках видны розовые вены. Рядом с ним есть ещё один шедевр Гойи, совсем другого порядка. Картина, отреставрированная несколько лет назад, показывает сцену в тюрьме. Призрачные тени падают на цепи, тощие измождённые и наполовину обнажённые. Это часть серии из 12 работ, которые предстают перед нами уродливыми истинами человеческой природы. Другие полотна показывают сумасшедший дом, бой быка, пожар в театре и бандитов, стреляющих в путешественников.

Картины Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентес

Несмотря на элемент репортажности, работы имеют интригующие отношения с реализмом. Источник света – это ослепительно белая арка в задней части сцены, которая, похоже, не имеет ничего общего с архитектурой реальной тюрьмы. Это напоминает странное освещённое окно в другой картине Гойи, которая висит в Валенсийском соборе, в котором святой Франциск Борджиа молится у смертного одра нераскаявшегося грешника, который вот-вот будет поглощён множеством хищных, гротескных зверей из ада. Для Гойи эти маленькие рисунки на жести были началом работы, которая привела его к тёмным, сатирическим и фантастическим отпечаткам Каприхоса – и, в конечном счете, к огромному запустению Чёрных картин в его более поздней жизни.

Ещё одним из удовольствий выставки являются работы менее известных испанских художников. Помимо чувственного Непорочного Зачатия Антолинеса, с его Богородицей, напоминающей Венеру, восходящую от волн, есть интригующая картинная роспись Святой Евстохии Хуана де Вальдеса Лила (1622-1690), которая когда-то висела в монастыре Иеронимита в Севилье. Святая Евстохия, дочь римского сенатора, была учёной фигурой четвёртого века, которая читала на латинском, греческом и иврите и помогала св. Иерониму в переводе Библии на латынь. Сам Святой Иероним – любимый предмет для художников религиозных сцен, со своим дружелюбным львом и отшельником в пещере – таким сюжетам здесь на этот раз отведена небольшая сцена на заднем плане, а звезда Святой Евстохии (учёной, экономки и монахини) находится в зените.

Также есть Тобиас Антонио де Переда, восстанавливающий взгляд Его Отца, иллюстрирующий эпизод из апокрифической Книги Товита. Тобиас, согласно указанию ангела на переднем плане, глядящего прямо на нас, заманивает нас в картину, лечит слепые глаза своего отца желчью потрошёной рыбы, которая лежит на земле.

Если между этими работами существует некая особая нить, которую случайно нащупали Боузы, это их непосредственность: даже артишоки, лимоны и виноград в двух натюрмортах светятся на тёмном фоне со страшной силой. Святой Франциск левитирует в капризное небо, его налитые кровью глаза полны экстатической преданности своему Богу. Королева Мариана – та самая королева, теперь намного старше, чьё отражение светится в зеркале в Менинах Веласкеса – мрачно смотрит из портрета Клаудио Коэльо. Святой Андрей в работе ученика Эль Греко, Луиса Тристана де Эскамиллы (c. 1585-1624), приближается к своей смерти на кресте среди тёмного пейзажа, его плоть отбелена, словно вспышкой, потому что Бог послал ослепляющий свет, чтобы осветить его последние моменты.

В страданиях и экстазе, эти работы взволновывают вас и влекут в свои тёмные, свирепые драматические истории.