«Сад расходящихся тропок» Хорхе Луиса Борхеса, краткое содержание читать ~7 мин.

В своём рассказе «Сад расходящихся тропок» Хорхе Луис Борхес использует метафору лабиринта, чтобы показать наличие бесконечного количества возможных реальностей. Впервые опубликованный в 1941 году под испанским названием «El jardín de senderos que se bifurcan», рассказ отражает новые формы мышления и выражения, начиная с развития квантовой механики и заканчивая появлением детективных триллеров.

Шпионская тайна, философская загадка и мифическая история в одном, произведение приглашает читателей интерпретировать и подвергать сомнению персонажей, обстоятельства и даже сам жанр. Этот первый из рассказов Борхеса, переведённый на английский язык, появился не в литературном журнале, а в «Ellery Queen’s Mystery Magazine».

Во многих рассказах Борхес включает вымышленные даты, места и библиографическую справку, чтобы поставить под сомнение наше понимание реальности и дестабилизировать наши представления о прошлом; в «Саде тропинок» такие вспомогательные текстовые элементы относятся как к историческим, так и к вымышленным людям и событиям.

Рассказ начинается с идентификации себя как артефакта и фрагмента. Вступительный абзац утверждает, что основной текст является расшифровкой показаний, включённых в книгу «История мировой войны» капитана Лидделла Харта. По словам капитана Харта, эти показания доктора Ю Цуна – китайского профессора английского языка, шпиона Германии и главного героя повести – объясняют причины отсрочки британского наступления на немецкие войска в Серр-Монтобане в июле 1916 года.

Книга и её автор существуют в мире за пределами «Сада тропок»; капитан Лиддел Харт был известным британским солдатом и стратегом, чья хроника «Настоящая война» была переиздана как «История мировой войны (1914-1918)». Персонаж доктора Ю Цуна, однако, является изобретением Борхеса.

Остальная часть истории происходит в Англии и представлена в виде вымышленных показаний Цуна, взятых в ожидании казни. Первый абзац отрывка начинается с середины предложения – «…и я положил трубку» – подчёркивая признание во вступлении, что две страницы признания отсутствуют в рассказе Лидделла Харта. Повествование Цуна от первого лица начинается с описания телефонного звонка – разговора на немецком языке с английским агентом капитаном Ричардом Мэдденом, заклятым врагом Цуна. Мэдден разговаривает с Цунем из квартиры союзника Цуна Виктора Рунеберга, немецкого агента. Услышав голос Маддена, Цун понимает, что Рунеберг был схвачен или убит, что приводит в движение последующие отчаянные действия Цуна.

Цун обладает жизненно важной разведывательной информацией: местонахождение британского артиллерийского парка. Он должен передать эту информацию своему куратору, шефу, и при этом ускользнуть от Маддена, который приближается к нему после убийства Рунеберга, соратника Цуна. Цун приступает к осуществлению плана, найдя в телефонном справочнике “имя единственного человека, способного передать информацию”, человека, которого, как вскоре узнает читатель, зовут доктор Стивен Альберт (читатель также узнает, почему Цун выбрал именно это имя).

В небольшом отступлении рассказ Цуна объясняет, что он занимается шпионажем не для того, чтобы поддержать Германию, а чтобы доказать свою правоту; шеф, похоже, предвзято относится к китайцам, и Цун хочет показать ему, что азиат может быть компетентным и доблестным. Он одевается и смотрится в зеркало, чувствуя, как его мысли уносятся вдаль. Наконец, преследуемый Мэдденом, Цун отправляется в город Эшгроув.

Когда Мэдден мчится по перрону вокзала, не успевая на отходящий поезд, Цун уже на борту и празднует маленькую, временную победу.Когда Цун высаживается в Эшгроуве, он встречает группу детей, чьи лица скрыты тенью. Они спрашивают его, не ищет ли он дом доктора Стивена Альберта, и, следуя их указаниям, Цун находит путь по дороге, которая все время «спускается и разветвляется». Указания детей включали поворот налево на каждом перекрёстке, и, размышляя над этой инструкцией, Цун вспоминает, что это то же самое извечное правило, как вести себя в лабиринте. (Это иногда называют «правилом левой руки» для лабиринтов). Он идёт дальше, но теряется в мечтах, вспоминая, как его прадед, Ц’уй Пэн, планировал написать роман с “большим количеством персонажей, чем в Хун Лу Мэне, и создать лабиринт, в котором все люди могли бы потеряться”.

Теперь Цун представляет себе различные виды лабиринтов – мифические, эдемские, затерянные на горной вершине, бесконечно разрастающиеся и трансцендентные, содержащие в себе как прошлое, так и будущее. Погрузившись в задумчивость, Цун полностью теряет счёт времени и чувствует себя увлечённым кажущейся бесконечной красотой ночи.

Когда он подходит к железным воротам владений доктора Альберта, он с удивлением слышит китайскую музыку, доносящуюся из соседнего павильона. Альберт появляется у ворот, его лицо затмевает сияющий бумажный фонарь, и спрашивает Цуна, пришёл ли он посмотреть Сад тропок. В момент одновременно уверенности и неверия Цун называет себя потомком Ц’уй Пена, архитектора Сада расходящихся тропок.

Доктор Альберт впускает Цуна в свой дом, не зная его истинной миссии. Цун замечает большие часы на стене и, прочитав время, подсчитывает, что Мадден не догонит его по крайней мере в течение часа; поэтому Цун может задержаться на некоторое время в разговоре с Альбертом, хотя Цун чувствует, что это лишь оттягивает неизбежное.

Альберт – синолог, специалист по китайской культуре и истории – знает историю предка Цуна, губернатора провинции, который оставил свой пост, чтобы написать бесконечный роман и построить лабиринт. Он показывает Цуню письменный шкаф, который когда-то принадлежал предку Цуня, Ц’уй Пэну, а затем объясняет, что лабиринт находится внутри – лабиринт и роман являются одним и тем же. Альберт предъявляет письмо Ц’уй Пена в качестве доказательства того, что Сад тропинок – это и лабиринт, и роман, и название разворачивающейся истории Борхеса.

Далее Альберт объясняет, как Ц’уй Пэн создал бесконечное повествование: Вместо того чтобы выбирать направление на каждом перекрёстке событий в романе, Ц’уй Пэн выбирает «все». В результате произведение разветвляется в нескольких направлениях, охватывая все возможные варианты будущего и неограниченные противоречия.

Когда Цун слушает, как Альберт читает фрагменты книги своего предка, Цун испытывает чувство единения со своим предком во времени. Альберт решил, что центральный вопрос романа (и лабиринта) связан с проблемой времени; чтобы пояснить это, он говорит: “В игре-гадании, ответ на которую – шахматы, какое слово является единственным запрещённым?”, и Цун отвечает: «Шахматы». Альберт объясняет, что, переводя роман, он заметил, что слово «время» нигде не встречается в тексте, что позволяет предположить, что время – это ответ на загадку лабиринта.

Далее он отмечает, что у Ц’уй Пена была нетрадиционная философская концепция времени, отличная от Ньютона и Шопенгауэра; вместо того, чтобы постулировать время как нечто постоянное, неизменное или единое, Ц’уй Пен представлял себе «бесконечную серию» различных, но совместно встречающихся времён – неизмеримую паутину бифуркаций, диварикаций, слияний, противоречий. Согласно этой модели, все возможные версии реальности существуют одновременно. Альберт заключает: “Время вечно делится на бесчисленное множество будущих, и в одном из них я – ваш враг”. Эта теорема ошеломляет Цуна, и его растущее возбуждение достигает кульминации, когда он чувствует множественные настоящие реальности, в которых он и Альберт появляются одновременно в многочисленных невидимых формах вокруг него. Это видение распадается, когда Цун замечает Мэддена, идущего по тропинке к дому.

Появление Мэддена побуждает Цуна к действию. Он просит Альберта ещё раз достать из шкафа письмо его предка. Когда Альберт отворачивается, Цун убивает его единственной пулей из своего револьвера. Мэдден врывается в дом и арестовывает Цуна, но шеф Цуна узнает название города, который будет подвергнут бомбардировке – Альберт – прочитав в газете об убийстве, казалось бы, без всякого мотива. Хотя его повесят, Цун выполнил свою миссию; в его показаниях отмечается, что немцы успешно разбомбили английскую артиллерию. Сердобольный Цун заканчивает свою исповедь, открывая своё истинное горе от того, что убил человека, который вернул ему слова его предка.