Три воина Альбрехт Альтдорфер

ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА
(ПОЭМА)

…грехи дают тяжёлые плоды –
они преобразуют образ яви…
Запутаны звериные следы,
Отряд надолго стал на переправе.
Воители в объятиях беды…

Властители в мечтах о громкой славе,
Не помнят свет единственной звезды.

Разбитый, еле тащится обоз.
Ругается с солдатом маркитантка.
В глазах скорее голод, чем вопрос.
О чём бормочет старая крестьянка?
Сгибает пополам незримый груз.
Помилуй, Отче, ибо я боюсь…

Меня страшит внезапное увечье –
Меня пугает пуля или нож –
Калекою сейчас не проживёшь.
Мешаются различные наречья.
И тащится в неведомую даль
Обоз, опровергая вертикаль,
Поскольку победит горизонталь.

…в котле похлёбка булькает вовсю,
обеденное варево пахуче…
Всё небо перечёркивают тучи.
Дорога верит только колесу.
…всему виной амбиции паучьи…

Деревня стала лакомством огня.
Чернеет сумма брёвен обгорелых.
Терзает это зрелище меня:
Деревни поджигать – моё ли дело?
И смотрит ошалело человек
На пепел, что похож на грязный снег.

Дороги, и обозы, и костры.
Измотанность, растерянность и спешка.
Правители коварны и хитры –
Их вражеская радует огрешка.
И рушатся и церкви, и мосты.
И люди в злой игре всего лишь пешки.

Сознание захлёстывает бред,
Когда встречаешь факты одичанья.
Кромешный шум заполнил белый свет,
А хочется хрустального молчанья –
Его не дарит сумрачный сюжет.
И сильно утомляют расстоянья,
И выхода уже по сути нет.

Где бюргерская тишь да благодать?
Вельможа остаётся без обеда.
В сумятице, увы, не осознать
Тяжёлое дыхание победы.
Не стоит победителей встречать!
Приём назначен в ратуше на среду.
Не надо на помпезный уповать.
Лилово расплывается печать.

Доскачет ли гонец? Но конь хорош.
Гонец искусен в деле фехтованья,
Такого без сраженья не возьмёшь,
Мелькает городишко без названья.
Безжалостны войска. Бездарна ложь.
Бесплодны и надежды, и мечтанья.
Завшивел мир. Грядущего не ждёшь.
И месса не воротит упованья.

Дымит костёр. – Ты кто? – Хорват. А ты?
- Я генуэзец…Оба так небриты!
Жестоки, беззаботны и просты…
И оба чудом выбрались из битвы.
И оба церкви грабили не раз,
Насиловали женщин, поджигали
Дома и нарушали тот приказ,
Которой дурью старшего считали.

Ударит пуля в шлем, не тронув кость.
Судьбы на две понюшки остаётся.
Хранит судьбу невидимая ось.
Но хочется напиться из колодца.
И бродят бестолковые стада
Людей сперва туда, потом сюда.
Не блеет только разве только это стадо.
Нам пастыря не надобно – ни-ни…
Забыть бы поскорее эти дни.
А большего на все века не надо.

Ах, очень долго тащится обоз.
Он снова голодранцами оброс –
Небритыми, немытыми и злыми.
С крикливой шлюхой справиться легко –
Пускай она от страсти далеко,
Пусть пялится глазищами косыми
В дыру, откуда капает вода –
Пусть пялится бессмысленно туда:
На серое бессмысленное небо.
В холстине много дыр, и в ней потом,
Должно быть, обретёшь могильный дом,
Когда тебе в пути не хватит хлеба.

А хлеб – он самый главный из владык.

-Ну что, бродяга, выплюнул язык?
И пыточные греют инструменты.
А пленник – совершенно не герой –
За собственную жизнь стоит горой
В условиях жестокого момента.

Предательство – не следствие войны:
Никто не застрахован от вины.
Лютует боль – вот это вне сомнений.
Смеётся нелюбезная юдоль,
Подсунув издевательскую роль
И смерть соткав из адовых мучений.

Саксонец, друг, я тоже ведь, я то ж…
Я тоже немец, мой наряд не гож,
Хватаю воздух пыльными губами.
Бывало мясо жадно пожирал,
Теперь кору глодаю…Брось же нож!
Мы – немцы, нам пристало быть друзьями!..
…мелькают огонёчки вдалеке…
И медленно спускается к реке
Убийца, ибо хочется напиться…

Но горечью пропитана водица.

Разъезжена дурная колея.
-Ты слышал? Это выстрел из ружья!
В ухабах и колдобинах дорога.
От пули не удасться уклониться,
И смертного не избежать итога.

…а лес – как будто сумеречный фон.
Неистовство представленных времён
Отягощает души.
Что обрящем?
В огне метафизическом горим,
И противу врага не устоим –
Мы, знать, не из породы настоящих.

Летит стрела, и падает гонец –
Погибель пригласила под венец.
Посланье не прочитано.
И сбились
Войска с пути. И самый путь убог.
С Всевышним не построить диалог.
Но я хочу рассчитывать на милость!

А милость – это самый щедрый дар.

Как лабиринт устроен этот город,
Не отгадаешь правильный маршрут…
Строения лизал большой пожар.
Солдат устал, хоть он довольно молод –
Его извёл кровавый ратный труд.

Судить ли мародёров? Но кому?
…уйдём в метафизическую тьму.
У дома – старец мрачный, как сова,
Роняет бесполезные слова.
Ведь годы, состоящие из тризн,
Не ценят чью-то маленькую жизнь.
Ты слышишь? Это просто женский крик!
Проклятьями заходится старик.
Молчи, пока не вырвали язык!

Из храмов драгоценности несут.
(Вы это назовёте ратный труд?)
Согласен бедолага на обмен –
Ведь сало лучше светлых перемен,
Рубаха без заплат ценней ружья.
Ворьё солдаты. То есть ты да я…
И мрак давно царит в любой душе.
И каждый миг ты сам на рубеже,
За коим – пресловутый, смрадный ад.
Тела смердят.
Но и дела смердят.

И некогда убитых хоронить!
Об этом неохота говорить!
Ведь мы идём вперёд –
Всегда вперёд!
Там слава ждёт! Заманчивей тепло
Домашнее – кто сдюжит – обретёт!

Раздавленное брызнуло стекло.
Прошёл ещё один проклятый год.

Ещё один закончился. Итак,
Вступаем в неизведанный этап,
Какой не расстреляем из мортир,
Как хочет сумасшедший бригадир.
Деревья – будто серенький пунктир…

…кто хочет добрых рыцарей принять?
А впрочем, где же добрых отыскать?

Сырые вётлы. Серый тёплый пар.
Осенний полдень, У вояки – жар:
Глаз выбит саблей…- Ты теперь циклоп! –
Хохочет генуэзец. Сразу – в лоб:
Гельвет в атаке прошлой окривел,
Но сил не растерял, Лицо – как мел.
Здесь верит всякий, что страдал не зря –
Стрелял, бежал, за годы постарел…
Деревья мокнут. Мокнет и земля,
Которую никто уже не пашет.
…вон высится неведомая башня,
какую окружают тополя.
И день почти не помнится вчерашний.

Мы знаем, как витийствует огонь.
Он запросто способен опалить.
Он – вестник зла! – поэтому не тронь!
И будешь жить.

Солдаты старый город потрошат.
Где прячет ростовщик своё добро?
Старик! В чём только держится душа,
Но в доме – изобильно серебро:
Подсвечники, подносы и ножи.
Разбиты в дивной церкви витражи.
Низвергнут крест – как будто мусульмане
Ворвались в город – а на деле те ж
Крещённые.
Свинью, трактирщик, режь!
Ворованное золото в кармане.
И всякая добыча хороша.
Молчи, неугомонная душа!
Солдаты, гогоча, хватают девок.
Гибриды Босха ожили вокруг.
…и кровью наливается паук,
он знает, что на белом свете делать.

Гибриды. Полу, полу…
Только зло
Даётся в чистом виде.
Тут алхимик
Бессилен…камень, олово, стекло,
Столетник, ступа, пестик и пустырник…
…изломы яви – парусник, тростник…
Поруганные символы и знаки.
И ходит ходуном чужой кадык.
И мяса ждут бездомные собаки.
Здесь словно облик мира искажён.
Мы жили хорошо – и вот обрушен
Обжитый и такой уютный дом –
Налётом моментально разорён.
Не спрятаться от пули за углом.
Припарками, увы, не лечат души.

Здесь медики нужны, как никогда.
Обозник отстаёт. Теряют знамя.
Проходят сокровенные года,
Замаранные чёрными делами.

Но пёстрая картина бытия
Сложилась из различных матерьялов.
Серебряная ниточка ручья
Есть чудо из разряда небывалых!

Как пыл военный снова пробудить?
Чума лишает воинов покоя –
Отчаянья уже почти не скрыть –
Болезнь ведь претендует на чужое!

Дурное время. Сломаны часы,
Стучавшие в висках неугомонно.
У смерти не отнимите косы –
Её пожива выглядит законно.
Качаются аптечные весы.
Разрушены житейские каноны.
В пределах очень чёрной полосы
Не мучает крушенье легиона –

Не Древний Рим…Увы, его черты
Порою проступают в каждом жесте.
Войска внезапно сходятся, и ты
Бежишь да и кричишь со всеми вместе.
Хороших не предвидится известий.
Но гибель вас спасёт от суеты.

На части распадается война,
Не выверены сумрачные части.
Болит душа – натянута струна.
…неправедна любая форма власти.
Горит в ночи банальная луна.
…не светит нам обыденное счастье…

Над картою склоняясь, офицер
Теперь уже победою не грезит.
Сейчас не до изысканных манер,
И снова в мозг заманчивое лезет –
Он думает о доме, о тепле,
О женщине…кругом сплошные смерти.
И мысли неприятны о земле –
В какую неохота – уж поверьте.

Рисунок карты сложен как узор,
Сплетённый злонамеренным фантомом.
…но сколько бы не грезил отчим домом,
войны не отменяем приговор.
Бежать от настоящего нельзя!
А в штабе устаёшь от словопрений.
Считай: главнокомандующий – гений,
И станет триумфальною стезя.
Ржут кони. Разрывается ядро.
И краденый табак, как труп, воняет.
Грохочет дождь, и ржавое ведро
В себя ту влагу вряд ли собирает.
…а город между делом разорён,
и рухнул безымянный бастион,
и каждый в суматохе обречён…

Один поэт идёт среди солдат.
Обычный человек – устал не меньше.
Кудлат. Щекаст. А попросту мордат.
Он любит пиво. И дородных женщин.
Условия похода тяготят,
Но всё-таки созвучьями гудят

Дороги, и посёлки, и страданья…
Чеканит дукатоны государь.
А ты чекань сонеты в оправданье
Тому, что не удержит календарь.

Где хроники? Хранит ли их архив?
Придуманы газеты – или рано?
Окрестный мир достаточно красив
но мы его калечим постоянно.
И мы бредём неведомо куда,
И вновь роняем бранные слова.
А тучи – словно горная гряда.
Едва соображает голова.
Тебя же, мой любезнейший живот,
От голода подводит…
Не рискует
Уже ничем разбитый в драке взвод.
И ангелов давно не существует.

А вдруг один окажется в толпе,
На крик случайный резко обернётся?
По виду – человек. С мечём в руке
И жаждущий напиться из колодца?
Он в облике обыденном для нас
Бредёт среди солдат обыкновенных.
…я слышу голоса в закатный час –
они твердят о важных переменах…
Невероятно! – в уголке Вселенной
Увидеть в откровенном оборванце
Высокого небесного посланца.!
И снова ночь за ночью, день за днём
К победе иллюзорнейшей идём.

Что видно Пантократору с небес?
Пугает темнотой осенний лес,
Зверьё в себе таит с людскою злобой.
Простор вокруг настырен и глазаст,
Следит за каждым шагом и не даст
Укрыться за горою крутолобой.
Былое отпадает будто пласт
Источенной годами штукатурки.
И тело – это в сущности балласт.
И мечется бесхозная каурка.

Что видно Пантократору? – да всё…
Шаги, движенья, выстрелы, убийства.
Достанет полководцу олимпийства
Глядеть, как вертит это колесо?
С ума сейчас сведёт избыток свинства.
К победе надо воинство привесть!
Победа – это радостная весть.
Ты выиграл – и значит взятки гладки.
Не ценится в кромешном мраке честь!
Здесь выжить бы! И шанс как будто есть…
Приходиться играть с судьбою в прятки.

У нас уже украдены слова,
О нас идёт недобрая молва.
Эфес рука сжимает слишком нервно.
Куда уполз ободранный обоз?
Напрасно душу мучает вопрос.
К чему приводят сложные маневры?
Вот жемчуг италийский – просто речь.
…кафтан с весьма изодранной изнанкой…
Храни меня, Господь, от лишних встреч –
Особенно с жестокою испанкой.
Случайный неизвестен диалект.
Вообще-то подозрительный субъект
Ест с нами недоваренную кашу.
Хорват и скандинав, напившись, спят.
На брата точит нож негожий брат.
Без крови не бывает рукопашной.

Теперь повсюду торжествует боль,
Она одна преследует идущих,
Лежащих и едящих, отстающих…
Мура – когда раздавлена мозоль,
Другое – если меч ожог плечо
И стало под кирасой горячо…
Что видит всемогущий Пантократор?
Деревня состоит из головней.
Смущает блеск отточенных мечей,
Курчавый итальянец – имитатор
Знакомых голосов – забавит их –
Солдат, давно уставших, но живых.
А Пантократор видит каждый шаг,
Любой нюанс, любой дырявый стяг…
А дождь умолк, истратив бездну влаги.
Леса стоят дремучею стеной.
Напиться бы водицы ключевой.
А битва невозможна без отваги.
Леса, увы, не ценим в мирный год,
Считая, что забот невпроворот.

Считая, что тяжёл житейский крест,
Не видим красоты обычных мест,
Не ищем смысла в этой красоте.
Что видит Пантократор?. А не те
Солдаты – разорившие базар?
Мне кажется, вот этот слишком стар,
И слишком молод раненый – другой.
Где сыщешь Пантократора? В какой
Из множества разграбленных церквей?
Мы слишком далеко от Византии –
Иная сумма страхов и страстей
Сгибает выи.

…попали в окруженье – нашим швах!
…но в двадцать лет не думают о смерти!
Из праха создан – обратишься в прах,
Таков закон всеобщей круговерти.
Страх плещется в синеющих глазах.
Вопросов много к безответной тверди,
Но все вопросы заданы в сердцах.

…не вавилонской сутолки плоды
наследуют герои рукопашной?
…осколки судеб, крошево звезды,
вчера благоприятной проигравшим.
Отныне – проигравшим навсегда.
…мерещится кошмарное растенье –
сложилась подходящая среда:
и вот она питает ответвленья:
гордыня, зависть, спесь – они ведут
к убийству – там и тут, и снова тут…

История – забава простака,
Идут однообразные века.
И только Симплициссимус смеётся
Над суммою одержанных побед.
…не радует уже осенний свет –
ведь смерть и зазевавшихся дождётся.

Война, в которой вязнет старый мир –
Вернее только части мира, ибо
Что Персии с Японией до них –
Грабителей соборов и домов?
Мы отравили солнечный эфир,
Мы сделали отнюдь не лучший выбор,
И голос правды чрезвычайно тих,
И бесит свистопляска ложных слов.

…до отдыха, наверно, далеко,
кровь проливать всё время нелегко.
Поэтому – споём,
споём,
споём.
Вдвоём, втроём:

До победы, до победы
Будем биться – русы, шведы,
Чехи, немцы и поляки –
Мы не выдержим без драки.
Не боимся, не боимся –
Будет чёрт – и с ним сразимся.
Алебарды или пики.
Полководец нас великий
Приведёт к успеху, только
В нём довольно мало толку.
А в беседе – и подавно.
Лучше шутка. С нею славно.
Лучше чаша. Или кубок.
Да приятство тех голубок,
Что встречают нас по сёлам
На подмогу нам – весёлым.
Будем топать, будем лопать.
Мы – Европа, мы – Европа,
Мы разделим кус пространства
Без геройства или чванства
На кусочки, что поменьше.
Мы не можем жить без женщин.
Без сражения – тем паче.
Пожелайте нам удачи.
Пожелайте нам вернуться
Невредимыми из боя –
Будет всё тогда другое:
Дом, жена, тепло и дети,
А сейчас – война на свете.

Вот Энциклопедический словарь,
Раскрытый на подсказанной странице.
…не скоро изменяется букварь,
но страсти переделывают лица…
В борьбу вступили светлые князья.
Германия, Испания и Польша.
Темна национальная стезя,
На тридцать лет расписана, не больше.
Война. Католицизм. Протестантизм.
Разгром неподчиняющихся чехов.
Отважный Валленштейн крушит датчан.
Потом разбиты шведы – ибо им
Достаточно значительных успехов.
Бурлит невероятный этот чан –
Котёл, в котором нации кипят.
Французское участие решает
Исход войны, не отменяя ад.
Вестфальский мир, однако, наступает.
…кошмар тянулся тридцать лет подряд…

Опять идут дожди. Промок обоз.
Обижена солдатом маркитантка.
Вина не остаётся в бурдюке.
Желтеют листья – власть метаморфоз.
К солдату будет ластиться крестьянка,
Раз муж погиб в глобальном бардаке.

Приходит осень не в последний раз.
Буксует колесо в раскисшей жиже,
И ночь уничтожает денный свет.
Картины неприятны без прикрас –
Ведь просто жизнь тебе намного ближе,
Чем сумма поражений и побед.

Мне надо отзыв о картине Юрия Григорьева маркитанка