«Бес противоречия» Эдгара Аллана По, краткое содержание читать ~12 мин.

Неизвестно, создал ли Эдгар Аллан По концепцию порочного беса или просто популяризировал эту фразу, когда использовал её в качестве названия и темы этого рассказа. Проще говоря, порочный человек – это маленькое существо внутри каждого из нас, которое заставляет нас поступать неправильно только потому, что неправильный поступок тоже является вариантом.

Например, если мы знаем, что полный стакан воды нужно нести осторожно, чтобы не разлить, то порочный импульс может заставить нас пробежать через всю комнату в носках, балансируя со стаканом в одной руке. По считал, что в нём самом мог жить такой демон, что предполагали и литературные критики, поскольку его стремление к самосаботажу и саморазрушению, казалось, было таким сильным, несмотря на его успех и возможности, которые он получил. Примером тому может служить ранний период его карьеры, когда он получил должность редактора в «Южном библиотечном вестнике», но почувствовал себя обязанным выпить слишком много перед владельцами периодического издания, в результате чего потерял работу почти так же быстро, как и нашёл её.

«Бес противоречия» (Демон извращённости», The Imp of the Perverse) – короткий рассказ. Рассказчик чувствует, что именно эта сущность внутри него заставила его убить человека, и что его осуждение и последующий смертный приговор являются прямым следствием его неспособности противостоять побуждениям сущности. Рассказ был впервые опубликован в 1845 году в «Грэхемс мэгэзин», ежемесячном периодическом издании, которое привлекало известных писателей уровня По главным образом потому, что платило пять долларов за страницу, что было весомой суммой в эпоху По и с которой редко могли сравниться другие журналы.

Для По, который был первым известным писателем, зарабатывавшим на жизнь только сочинительством, это было особенно привлекательно. В 1846 году По внёс некоторые изменения в рассказ, и он был опубликован во второй раз, на этот раз в литературной антологии «The Mayflower», издававшейся в Бостоне.

Рассказ был не очень хорошо принят критиками, которые посчитали, что философия По была разбросана по всему миру и граничила скорее со сказкой, чем с обсуждением личной этики и свободы воли против принуждения. Резкая критика была довольно необычной, учитывая популярность По и общий благоприятный приём среди критиков и редакторов в то время.

По широко считается самым выдающимся писателем готической фантастики ужасов в истории, хотя при жизни он был наиболее известен именно как литературный критик, а не как писатель. Только после его смерти его произведения стали пользоваться таким же уважением. Он оказал большое влияние на других писателей, таких как сэр Артур Конан Дойл, чьи романы о Шерлоке Холмсе всегда демонстрировали заметную склонность к призрачной готике, которая преобладала в прозе По. По считается настолько влиятельным в детективной фантастике, что организация Mystery Writers of America назвала свои ежегодные премии «Эдгарс» в его честь.

По скончался в 1849 году в возрасте сорока лет.

Сюжет

Рассказ начинается с высокограмотной и образованной грамматики и лексики, которую можно ожидать найти в научном труде. Фразы типа «prima mobilia человеческой души» смешиваются со ссылками на френологию, чтобы утверждать, что наука так и не смогла должным образом исследовать, а тем более объяснить, всеобщее существование извращённости в человеческом роде.

На самом деле такое исследование было отвергнуто на том основании, что объяснения не требуется, поскольку такие мотивы по определению рассматриваются как ненужные для существования. Таким образом, единственным ответом на «натиск извращенцев» стало принятие веры в качестве защиты от него. Вскоре, однако, становится ясно, что это не научная монография, написанная для потомков, а повествование от первого лица приговорённого к казни, который затем начинает рассказывать свою собственную историю.

Признав очевидное – что он сам является одной из “многих бесчисленных жертв Беса противоречий”, – он рассказывает, как в течение нескольких месяцев планировал убийство, прежде чем совершить его. Тысяча различных планов была рассмотрена и отвергнута, прежде чем он остановился на вдохновении, обнаруженном в рассказе о женщине, которая чуть не погибла от случайного отравления свечой. Поскольку он прекрасно знал о привычке своей жертвы читать в постели в тесной и плохо проветриваемой квартире, отравленная свеча была сочтена идеальной для его стратегии. В приговоре судмедэксперта стало ясно, что он буквально избежал наказания за убийство, когда жертва была объявлена умершей “от посещения Божьего”.

Следствием убийства стало наследование рассказчиком имущества этого человека. Это богатство, хотя и солидное, меркнет перед тем восторгом, который он будет испытывать каждый раз, когда поймёт, как легко он совершил убийство, даже не боясь быть обнаруженным, приняв все меры предосторожности, чтобы никакие улики не могли связать его с гибелью человека.

Однако с годами рассказчик просит читателя предаться тому, что сегодня называется «слуховым червём». Для рассказчика с каждым проходящим опытом удовлетворения от осознания того, что он прожил ещё один день, не будучи пойманным, также приходил слуховой червь, от которого он не мог оторваться: “Я в безопасности”. Но зачем продолжать говорить себе, что вы в безопасности, если вы действительно верите, что вы в безопасности?

Утверждение повторяется, нарастает и захватывает рациональный ум человека, пока однажды он не обнаруживает, что в безумии бормочет себе снова и снова, что он в безопасности и, конечно, он останется в безопасности, потому что признаться без подозрений было бы глупо.

Вдруг его передёргивает от осознания происходящего, основанного на знании прошлого опыта. Бес извращений атаковал его рациональный разум и стремится доставить его прямо в сферу иррационального: к признанию. Это атака, от которой он буквально пытается убежать, но невозможно избежать превращения порочной мысли в порочное действие, когда она внутри тебя. Это признание толкает его и за грань извращения: он воображает, что вырезание собственного языка мешает неизбежному.

И в этот момент иррациональное стремление действовать столь извращённо, вопреки своим интересам, настолько поглощает рассказчика, что о том, что произошло дальше, он может рассказать только в ретроспективе, основываясь на свидетельских показаниях других. «Говорят», что он говорил чётко и выразительно, когда делал страстное признание, говорил так задыхаясь, что казалось, будто он боится, что его прервут. А потом, говорят, он потерял сознание и в конце концов оказался в тюремной камере, закованный в цепи на последний день, пока его завтра не поведут на казнь.

Список персонажей

Рассказчик

Рассказчик не имеет имени, и это свойство он разделяет со многими другими персонажами рассказов По, передающими свои рассказы читателям. Его следует рассматривать как своего рода идиосинкразическую версию ненадёжного рассказчика, поскольку он начинает свой рассказ, используя формальный язык и построение предложений, обычно предназначенных для академической науки, а не для исповеди преступника.

Его аргументы в пользу существования направляющей силы в человеческом сознании, которую он называет «импульсом извращения» и которая отвечает за иррациональные решения, прямо противоположные собственным интересам, неумолимо разрушаются, как только он отбрасывает эффект дистанцирования и признается от своего лица в давно спланированном и прекрасно исполненном убийстве.

В конце концов, его извращённое решение признаться, несмотря на то, что его никогда не подозревали, кажется не столько результатом врождённого изъяна когнитивной конструкции, сколько полным разрушением защиты от собственной совести.

Жертва

Рассказчик черпает свою идею о том, как совершить идеальное убийство, из рассказа о загадочном смертельном опыте мадам Пило, которая едва выжила после случайного отравления свечой. Рассказчик отравляет свечу для своей жертвы, заранее зная о привычке этого человека читать в постели перед сном. Облегчает этот план, к которому он пришёл только после того, как рассмотрел и отверг “тысячу схем, потому что их осуществление предполагало возможность обнаружения”, дополнительная полезная информация о том, что его жилое помещение довольно тесное и очень плохо проветривается. Все, что действительно известно о жертве, помимо этого, – это мотив её убийства: приличное поместье, которое его убийца собирался унаследовать.

Темы

Безумие

Многие рассказы По написаны с точки зрения человека, который «сошёл с ума». Хотя рассказчик поначалу не кажется сумасшедшим, позже мы узнаем, что он сидит в тюрьме за убийство. Как и многие другие рассказчики По, он утверждает, что не сумасшедший, что является явным признаком того, что он сумасшедший.

После описания событий совершенного им убийства все повествование погружается в хаос. Говоря об извращённости, рассказчик утверждает: “При определённых условиях она становится абсолютно непреодолимой”. Мы видим, что эти условия на самом деле являются условиями психологических отклонений, которые испытывает сам рассказчик.

Человеческая природа

Побуждение к «извращениям» – это такое же первобытное желание, как желание есть или размножаться, как утверждает рассказчик По в начале рассказа. Он утверждает, что люди по своей природе саморазрушительны, и ими движет импульс извращения.

Философия

Философия – ключевая тема текста. В начале рассказа По заявляет, что есть нечто, что никто из «моралистов» или мыслителей не рассматривал раньше, – это природа «испорченности». Интересно, что мы можем считать это ранним исследованием человеческой психологии.

Он сравнивает различия между априорными и апостериорными рассуждениями, что было ключевым спором в философской мысли в то время, когда он писал.

Искушение порока

Рассказчик По утверждает, что знание того, что мы не должны делать что-то, заставляет нас хотеть это сделать. Он иллюстрирует это двумя личными примерами, первый из которых – желание убить, хотя он знает, что это неправильно. Второй пример – после того, как он совершает убийство и понимает, что не должен никому рассказывать о том, что он сделал. Именно осознание того, что он не должен никому рассказывать о своих действиях, доводит его до безумия и заставляет публично рассказать об убийстве.

Как и многие другие повествователи По, борющиеся с безумием от первого лица, этот рассказчик не имеет имени. Вернее, имя у него, конечно, есть, но оно не сообщается читателю. И подобно другим персонажам, имена которых не сообщаются, отсутствие этого жизненно важного для идентификации рассказчика «Бесов извращенцев» имени не является результатом недостатка воображения или просто недосмотра автора.

По слишком внимателен к деталям – фактически, он один из самых внимательных к деталям среди всех авторов коротких рассказов, – чтобы отсутствие имён у героев, которые делятся своими жизненными историями, могло быть чем-то иным, кроме как очень намеренным. Это намерение является неотъемлемой частью легендарного вклада По в искусство создания коротких рассказов, в которых в идеале должно быть «единство эффекта», когда каждый отдельный аспект композиции служит определённой цели.

Решение пригласить человека без имени, рассказывающего свои истории о безумии, в значительной степени способствует единству эффекта, сразу же устанавливая, что эти рассказчики должны быть не столько отдельными людьми, рассказывающими уникальную историю, сколько аллегорической концепцией человеческого состояния.

Рассказчик «Беса противоречия» начинает свою исповедь почти так же, как если бы писал академическую работу. Начало рассказа – полная противоположность другому знаменитому рассказу По, в котором рассказчик-убийца заигрывает с безумием. Рассмотрим начало «Сказочного сердца», обратив внимание на то, как композиция предложений создаёт психологический портрет рассказчика:

“Правда! – нервный – очень, очень ужасно нервный я был и есть; но почему вы скажете, что я сошёл с ума? Болезнь обострила мои чувства – не уничтожила – не притупила их”.

Почти невозможно представить, что человек, рассказывающий эту историю, не страдает от сильных эмоциональных переживаний, вызванных, вероятно, нарушением психических процессов в какой-то момент за пределами нормы. Сравните этого убийцу По с тем, кто начинает свой рассказ таким образом:

“При рассмотрении способностей и импульсов – prima mobilia человеческой души – френологи не смогли найти места для склонности, которая, хотя и существует, очевидно, как радикальное, примитивное, неустранимое чувство, была одинаково упущена всеми предшествующими моралистами”.

Эти начальные строки во всех мыслимых отношениях существенно отличаются от строк «Рассказа сердца», но обе служат одной и той же цели. Интенсивный и богатый эмоциями язык первой сразу же отдаляет читателя от рассказчика, чётко очерчивая разницу между убийцей и обычным человеком. По хочет, чтобы читатель сразу понял, что, выражаясь современным языком, этот парень не прав. (Затем каждый читатель сам решит, является ли это состояние неправоты подлинным или рассказчик «Сказочного сердца», возможно, менее надёжен и более двуличен, чем ему обычно приписывают).

Формальный язык первых строк рассказа «Бес противоречия» также сразу отдаляет читателя от рассказчика, но в отличие от другого рассказа, эта ситуация существенно меняется по ходу повествования, так что к концу читатель уже тонко заманивается в ловушку. Этот возвышенный язык, который больше подходит для публикации в научном журнале, также отличается весьма идиосинкразической грамматической особенностью, которая заключается в согласованной замене местоимений единственного числа на собирательные. «Мы» или «нас» повторяется около пятидесяти раз в первой половине рассказа, прежде чем навсегда исчезнуть в последней половине, где «я» и «мне» внезапно появляются из ниоткуда, заменяя собой плюрализм первой половины и становясь местоимениями рассказчика.

Эта стратегия в значительной степени разработана По для того, чтобы тонко вовлечь читателя в разделение психического состояния его ненормальных рассказчиков. В данном случае, в отличие от рассказчика «Сердца-сказки», который с самого начала явно безумен (или пытается убедить читателя в том, что он безумен), здесь эта стратегия старательно работает на то, чтобы заманить читателя в ловушку, которую пытается расставить рассказчик.

Его язык начинается с чрезмерного формального дистанцирования, чтобы обосновать свой аргумент о существовании «импа извращенца». К концу формальность рушится, «мы» превращается в «я», и безупречная логика концепции некоего внутреннего импульса, направляющего людей к их иррациональному поведению, рушится, обнажая столь же логичное, но менее соблазнительное альтернативное объяснение: предполагаемый импульс – не более чем выдумка, используемая для оправдания недостатка морального мужества в противостоянии своим темным побуждениям.